Пока Женя поднималась на ноги, я занял перед ней нужную позицию, склонившись на правое колено. Даже в такой помявшейся одежде она была чудесной, воздушной и такой любимой. Похоже, что я действительно готов сделать этот важный шаг.
— Ты чего? Тебе плохо? — спросила Женя, поправляя юбку.
— Евгения, ты постой и послушай, — сказал я, но меня тут же раскусили. — И... ну не плачь... я же ещё ничего не сказал.
— А я...— всхлипнула Женя. — Держусь, держусь.
— Евгения, думаю, ты понимаешь, что советский, без пяти минут офицер, встаёт на колено только перед Родиной, флагом и любимой женщиной. Поэтому у меня есть к тебе предложение. Уверен, такого тебе еще никто не делал, — сказал я, доставая из кармана маленькую бордовую коробочку и открывая её перед Женей. — Выходи за меня замуж!
В ту же секунду она разрыдалась и бросилась ко мне, целуя и крепко обнимая.
— Конечно, дорогой. Согласна! — прокричала она, сваливая меня на пол. — И ты купил мне золотые «Поцелуйчики»? Это так мило.
Остаток вечера мы провели, перемещаясь из кухни в ванную, в спальню и обратно на кухню. Само собой, не только занимаясь ходьбой, но и другой кардионагрузкой.
И, похоже, не найдя любовь в прошлой жизни, я смог найти её в этой. Судьба? Пускай будет судьба!
На волне такого духоподъёмного события, полётов на следующий день ждал с нетерпением. Тем более, что это будет выполнение наведения на воздушную цель.
— Гранит, Восемьсот восьмидесятый в первой зоне пять тысяч занял, к наведению готов, — доложил я, подходя к центру пилотажной зоны.
На этом же канале был и мой напарник Костя, который занимал сейчас зону номер три.
— Гранит, Восемьсот восемьдесят третий, в третьей на четыре тысячи, к наведению готов, — молодцевато заявил Бардин.
—Восемьсот восемьдесят третий, вам курс сто сорок, четыре пятьсот, — дал ему команду офицер боевого управления. —Восемьсот восьмидесятый, курс триста двадцать, пять тысяч.
Ручку управления переложил влево, занимая нужный курс. Сейчас мы выполняем наведение в переднюю полусферу. Первым атакует Костя, затем он же, но только в заднюю полусферу.
— Что за ерунда? Опять на солнце вывел, — негодовал в задней кабине Швабрин.
Опустил светофильтр на шлеме и мне стало более комфортно. Пускай шлем и не новый, но смотреть через фильтр на приборы было вполне комфортно.
— Наводит перехватчик со стороны солнца. Всё, как полагается, — сказал я Фёдоровичу.
— Можно было бы и как-то сбоку его оставить, — продолжил ворчать он.
В эфире продолжалось наведение. Костян уже и скорость увеличил, и высоту нужную занял. Вот-вот его можно будет визуально наблюдать.
—Восемьсот восемьдесят третий, цель по курсу, дальность тридцать, выше пятисот, — информировал ОБУшник.
—Восемьсот восемьдесят третий, цель вижу, разрешите работу?
—Восемьсот восемьдесят третий, работу разрешаю, после работы выход вправо.
Перехватчик приближался к нам всё быстрее.
—Восемьсот восемьдесят третий, до цели десять.
— Гранит, Восемьсот восемьдесят третий, пуск первой, — доложил Костян. — Пуск два, выход вправо, оружие выключил.
Его самолёт находился под нами, и выходил сейчас нам в заднюю полусферу, чтобы продолжать наведение.
—Восемьсот восьмидесятый, скорость семьсот, сохраняйте пять тысяч, — дал мне команду ОБУшник.
— Гранит, Восемьсот четырнадцатый, разрешите с курсом триста шестьдесят, — не выдержал влияния солнечного света Швабрин.
—Восемьсот четырнадцатый, курс триста двадцать, сохраняйте.
— Жлоб! — воскликнул по внутренней связи Фёдорович.
А Костян тем временем продолжал догонять нас. Только в зеркале я видел, что он явно находится с нами практически на одной высоте. Не к добру это.
—Восемьсот восемьдесят третий, цель вижу, разрешите работу.
—Восемьсот восемьдесят третий, до цели пять, выход вправо.
— Понял. Восемьсот восемьдесят третий, пуск первой.
Проходит несколько секунд, а доклада о втором пуске я не услышал. Костян продолжает носиться за мной, пытаясь подлезть под самый хвост, но я постоянно увеличиваю скорость.