Выбрать главу

Конгресс Конфедерации поддержал идею «достойного возмездия» за «Прокламацию об освобождении» как за «нарушение обычаев войны», попытку «освободить либо насильно увести рабов, либо спровоцировать их на мятеж, либо вовлечь в боевые действия против Конфедеративных штатов, либо ниспровергнуть сам институт африканского рабства». Любого офицера армии США, командующего неграми или мулатами, вооружающего их или склоняющего к боевым действиям против Конфедерации, объявляли подстрекателем к мятежу рабов и в случае пленения считали не военнопленным, а преступником, которому по законам южных штатов полагалась смертная казнь. Взятые в плен негры и мулаты также представали перед гражданскими судами как мятежники, и их ждали либо смертная казнь, либо возвращение хозяевам, либо (для свободных) продажа в рабство{599}.

Однако Линкольн не дал провести в жизнь законы рабовладельческого общества в отношении своих сограждан. За его подписью вышел жёсткий «Приказ № 252», где угрозы конфедератов расценивались как нарушение международных правил и обычаев ведения войны, по которым «в отношении к пленным нет различия по цвету кожи»: «Продать или обратить в раба пленного значит снова впасть в варварство, совершить преступление против цивилизации нашего века». Самое же главное — от имени правительства Соединённых Штатов Линкольн объявил, что за любую попытку обратить пленного в рабство будут отвечать пленённые федеральными силами солдаты-южане. За каждого пленного из армии Соединённых Штатов, убитого в нарушение законов войны, будет казнён пленный мятежник. За каждого проданного или обращённого в рабство пленный мятежник будет отправлен на тяжёлые каторжные работы до тех пор, пока федералу не вернут статус военнопленного{600}.

На практике конфликт правительств вылился в дело о чернокожих солдатах 54-го Массачусетсского полка, попавших в плен в ходе боёв за морские форты Южной Каролины. Четверо бывших рабов и 20 свободных предстали перед судом Чарлстона. Перед тюрьмой уже построили виселицы, а «Чарлстонский Меркурий» призывал пожертвовать двадцатью четырьмя южанами (которых в качестве возмездия убьют северяне) «во имя справедливости»… Однако суд постановил относиться к чернокожим как к военнопленным{601}. Таким образом, на официальном уровне идея «возмездия» провалилась. Увы, это не значило, что от неё отказались полевые командиры мятежников. В апреле 1864 года всю страну, от газетчиков до Конгресса, ужаснуло известие, что солдаты генерала Форреста (будущего лидера ку-клукс-клана) захватили форт Пиллоу на реке Миссисипи и перебили сотни сдавшихся в плен чернокожих северян. Форрест хвастался, что «после бойни река окрасилась кровью на две сотни ярдов»{602}. И это был не единичный случай.

Через много лет бывший президент несостоявшегося рабовладельческого государства в самой большой в мире оправдательной записке — тысячестраничных мемуарах «Взлёт и падение Конфедерации» — будет обвинять Север, якобы обрёкший на гибель несчастных, рождённых, чтобы быть рабами. Их предки, дескать, были спасены белыми людьми от варварства, вывезены из знойных пустынь и малярийных болот Африки, приобщены к культуре и цивилизации, просвещены лучами христианства. Но прежде терпеливые и благодарные хозяевам негры были соблазнены волшебным словом «свобода» и пустыми обещаниями. В их руки вложили оружие и приучили эти «скромные, но эмоциональные» натуры к насилию и жестокости. Дэвис будет выносить на суд «христианских народов» такое «недостойное» поведение президента Соединённых Штатов Америки{603}. Однако именно после выхода «Прокламации об освобождении» «христианские народы» склонились к позиции Севера. Если осенью 1862 года Англия и Франция собирались вместе надавить на США с целью проведения мирных переговоров и признания Конфедерации как самостоятельного государства (Россия симпатизировала Северу и отказалась участвовать в подобных акциях), то теперь Британия, известная как оплот борьбы с рабовладением во всём мире, не могла выступить в поддержку мятежников-рабовладельцев{604}.

Посол США в Британии Чарлз Фрэнсис Адамс сообщал в Вашингтон о гигантской роли президентской прокламации в исчезновении всякой пропаганды за признание Конфедерации. А его сын и секретарь Генри Адамс писал брату, капитану-кавалеристу федеральной армии Чарлзу Фрэнсису-младшему: «Прокламация об освобождении сделала для нашего дела больше, чем все наши прошлые победы и усилия дипломатов. Она вызвала почти судорожную реакцию по всей стране — в нашу пользу… Очевидно, что общественное мнение сильно взбудоражено и проявляет себя в митингах, адресах Линкольну, депутациях к нам, создании комитетов по агитации и прочих признаках мощного общественного движения. <…> Мы воодушевлены и воспрянули духом. Если у вас наладятся дела на фронте, мы покончим здесь со всеми надеждами мятежников на зарубежное признание»{605}.