Утром 31 марта с борта «Королевы рек» Линкольн услышал канонаду и ружейную трескотню со стороны Питерсберга. Грант начал хорошо подготовленное наступление, бросив в обход зарывшейся в траншеи армии Ли недавно пришедшие на помощь войска генерала Шеридана. Они зачистили «шермановскими» методами некогда плодородную долину Шенандоа и после этого соединились с главной армией. Шеридан был той гирей, которой Грант нарушал равновесие на фронте.
«Понимаю, что должен вернуться, — телеграфировал Линкольн военному министру, — но не могу не остаться, чтобы увидеть итоги наступления генерала Гранта».
Стэнтон отвечал немедленно: «Надеюсь, Вы останетесь, чтобы увидеть, как всё закончится, — хотя бы на несколько дней. Я уверен, что Ваше присутствие окажет огромное влияние на то, чтобы предпринятые усилия окончились падением Ричмонда, — по сравнению с этим груз остальных обязанностей не тяжелее пёрышка. Здесь делать особенно нечего, а мелкими заботами не стоит Вас беспокоить. Задержка в наступлении нанесёт наибольший вред, а пока Вы там, задержки не будет!»{759}
И задержки не было. 1 апреля Шеридан разорвал оборону конфедератов у стратегического перекрёстка дорог, известного как «Пять развилок», и на следующее утро Грант скомандовал общий штурм Питерсберга. Вскоре западный участок обороны южан был прорван.
Ещё до полудня во время воскресной службы президенту Джефферсону Дэвису прямо в храм принесли телеграмму от генерала Ли: «Не думаю, что сумею удержать позицию дольше, чем до темноты. Советую всё приготовить для эвакуации Ричмонда сегодня же ночью». Поздно вечером Дэвис, правительство и золотой запас Конфедерации были вывезены на запад от города. Ночью туда же, вдоль реки Аппоматтокс, ушли из Питерсберга остатки армии генерала Ли. Оставалась последняя надежда — на соединение Ли с частями, противостоящими Шерману, и создание из двух побитых армий одной боеспособной.
Третьего апреля Грант известил Линкольна, что Питерсберг взят, и пригласил приехать. У фортов, прозванных солдатами «Ад» и «Проклятие», лежали тела погибших. Сопровождавший президента телохранитель запомнил, каким печальным и осунувшимся стало его лицо{760}. Линкольн проехал по пустынным улицам, поздравил Гранта с победой, проговорил с ним полтора часа и вернулся назад. Едва он покинул город, Гранту принесли депешу о вступлении федеральных войск в горящий Ричмонд.
Уже к восьми утра 4 апреля Линкольн был готов к поездке в недавнюю столицу Конфедерации («Слава богу, я дожил до этого дня!»). Военный министр Стэнтон, узнав о таком намерении, прислал предостерегающую телеграмму: «Прошу Вас подумать: стоит ли наносить ущерб нации, подставляя себя под опасность?.. Одно дело — генералы, чья обязанность быть с войсками и подвергать себя подобному риску. Другое дело — политик, глава государства». Линкольн ответил успокаивающей телеграммой: «Спасибо за тревогу. Я буду осторожен»{761} — и взял с собой Тада, которому в этот день исполнилось 12 лет.
Канонерка ползла к Ричмонду, огибая полузатонувшие корабли и помеченные флажками мины, расталкивая трупы лошадей и всевозможные обломки. Наконец стала видна бывшая столица Конфедерации. Над ней поднимались столбы дыма: уходя, южане подожгли всё, что смогли.