До Рождества оставались считанные дни, и папа с мамой вздохнули наконец с облегчением. Скоро-скоро они снова сядут в свою маленькую синюю машину и отправятся к папиной маме и Лужице, хотя до этого им ещё предстояло попрощаться со своими знакомыми в Тириллтопене и с обитателями дома в лесу. В Нурланн они отправятся, как только отпразднуют Рождество. Папа решил, что было бы печально прощаться с друзьями ещё один раз, так что лучше было сразу после Рождества поехать из Бесбю на железнодорожную станцию в городе, а оттуда уже прямо, не заезжая в Тириллтопен, отправиться в Нурланн. Так, во всяком случае, считала Аврора.
К счастью, в доме у папиной мамы и Лужицы младенцев, которых мог бы купать Сократ, не было. Но пластмассовых близнецов они с собой взяли, и Сократ купал их по нескольку раз в день, чтобы Рождество они в любом случае встретили чистыми. И в сочельник пластмассовые близнецы вместе со всеми водили хоровод вокруг рождественской ёлочки в Бесбю, что, конечно, не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в доме Теге в Тириллтопене: там близняшки водили хоровод с их папой и мамой вокруг ёлочки перед каждым пеленанием, ведь дядя Бранде обещал приучить новорождённых любить всё зелёное.
Только Нильc путешествует в одиночку
Аврора стояла в поезде, поезд стоял на станции, а на перроне стояли папина мама, Лужица и дядя Бранде. Больше никого из знакомых там не было, ведь никто из них не знал, что именно в этот день Аврора с родителями и Сократом уезжали в Нурланн.
Папина мама плакала, хотя и делала вид, будто ничего особенного не происходило.
— Я, наверное, простыла, — говорила она, утирая нос. — Всё-таки это чересчур далеко. Всё равно что переезжать в Америку.
— На самолете мы бы перелетели в Нурланн за пару часов, — сказала папа.
— Тогда зачем вам понадобилось выбирать самый дальний путь? — не понимала папина мама. — Сначала на поезде через половину страны, а потом на теплоходе вдоль всего длинного-длинного северного побережья, да ещё зимой, когда море штормит.
— Послушай меня, мама. Мы ведь в первый раз едем на север и, если бы туда полетели, оказались бы на месте в мгновение ока и совсем не почувствовали бы, как далеко уехали.
— Да, но вы бы почувствовали это даже сильнее, если бы отправились туда на машине, — осторожно заметила Лужица. — Я просто не могу отвязаться от мысли об огромных и тёмных волнах на море ночью.
— Нет, а я только рада, что они на машине не едут, — возразила папина мама. — Ведь дороги такие скользкие. Им вообще не стоило ехать на север. Как бы мы радовались, если бы Мари устроилась помощником судьи в Бесбю!
— Ну да, — сказала мама, — это было бы очень удобно, но понимаете, мы сами решили ехать на север. Жить в Норвегии и знать только нижнюю, южную, её оконечность — это же вздор!
— Вот именно, — подтвердил папа. — А вот на тележке едут наши чемоданы. Все десять штук.
— У вас будет замечательное путешествие! — сказал дядя Бранде.
Аврора стояла и смотрела на уезжавшие в багажный вагон чемоданы. Потом послышался свисток, и папина мама сказала:
— Поезд отправляется. Напишите, если вам что-нибудь понадобится.
— Спасибо, — поблагодарил папа. — Приезжайте к нам летом!
— Об этом и речи идти не может, — отрезала папина мама. — Меня туда силком не затащишь.
— Поезд тронулся, — сказала Аврора.
Поезд всё дальше увозил их от папиной мамы, Лужицы и дяди Бранде, и теперь слёзы из глаз папиной мамы полились водопадом, дядя Бранде приобнял её, а другой рукой замахал им вслед, а Лужица, отдавшая свой носовой платок бабушке, чтобы она им махала, сорвала со своей головы шляпку.
— Ну вот мы и уехали, — торжественно провозгласил папа, — и нас ждёт увлекательное путешествие.
— Мы впервые едем не на нашей синей машине, — сказала Аврора.
И это была правда. Как раз в это время за её рулём сидел дядя Бранде, а на задних сиденьях — папина мама и Лужица. Дядя Бранде отвозил их в Бесбю, а потом отправлялся домой в Тириллтопен, чтобы потом летом, когда дороги будут безопаснее, усадив в машину Аннет с близнецами, съездить в гости в Нурланн, оставить там машину и оттуда рейсовым теплоходом вернуться домой. Если маленькая синяя машина и удивилась подобным замыслам, своего удивления она не выказала. Дядя Бранде вёл её очень умело, а Тириллтопен она уже очень хорошо знала. Машина привыкла стоять у корпуса «Ц» вместе со всеми другими. И никакой грусти она не испытывала, своих пассажиров она всегда ждала спокойно, даже когда ждать приходилось по нескольку месяцев.