- Где я? Этот вопрос я тогда прошептала в пустоту. В память отчётливо врезалось как с криком
Дае… Дае … незнакомая девочка срывается с места и ничего не ответив мне убегает.
Дае? Слово было мне не знакомо, я знала это, и никаких ассоциаций оно не вызвало. Со стороны двери я услышала лёгкие шаги. Я поворачиваю голову на шум и это такое естественное телодвижение отзывается резкой пронзительной болью в висках и затылке. Я помню, как осторожно положила ладонь на переносицу закрыла глаза и замерла пережидая непонятный приступ боли.
Потом была паника, когда я поняла, что мои пальцы касаются не волос, а непонятной тряпки на моей голове. Наверное, я потеряла сознание, потому что когда в следующий раз открыла глаза возле моей кровати стояла молодая женщина с младенцем на руках. От силы ей было года двадцать два
Шуру дукхал? -спросила она.
-Извини, я не понимаю тебя- запинаясь на каждом слове с трудом выдавила из себя.
Сейчас мэ ява...
Она произнесла непонятную для меня фразу, повернулась и ушла, оставив меня одну.
Вот и поговорили. Мои губы снова искривила гримаска то ли я сама смеялась над собою или это было лёгкое разочарование, проанализировать мне было не суждено.
Дэ мангэ подыкхав!
Услышала я властный женский голос и через минуту возле моей кровати появилась статная женщина. Черноволосая с пронзительными черными глазами, которые кажется видели тебя насквозь и все о тебе знали.
- Гаджо...
Не то спросила, не то сама ответила на не заданный мне вопрос новая визитёрша.
Не понимаю-устало произнесла я и, хоть наверное это было очень не прилично, я закрыла глаза. Держать их открытыми не было никаких сил веки налились тяжестью и безбожно захотелось спать.
Вот только заснуть мне не дали, на мой лоб легла узкая ладонь женщины, потом кто-то что-то принёс и меня с ложечки напоили горьким травяным отваром.
Эта процедура повторялась через равные промежутки времени в течении дня
Головная боль постепенно ушла, вот только появилась слабость, как у ребёнка.
Очень часто открывая глаза я ловила на себе взгляд знакомых детских глаз, с обладательницей которых я попыталась подружится.
Ребёнок был недоверчивым, как дикий зверёк и таким же любопытным.
У неё было необычное имя Марита.
Цыганка-так она назвала себя, гордо ткнув тонким пальчиком в свою грудь, а потом дотронулась до моей и произнесла: Гаджо.
- Что такое Ганджо? Я не понимаю. Я … Вот только кто я, так вспомнить и не смогла
-Гаджо!- Засмеялась она и отсмеявшись снова повторила Гаджо
-Хорошо, пусть будет Ганджо,- согласилась я, чем опять вызвала смех ребёнка.
-Ты смешная, нужно говорить Гаджо. Это значить, что ты не цыганка.
-Ах, вот оно что? А какая разница кто я?
Не знаю, что понял ребёнок из того что я сказала и во что вылился бы наш разговор, но её позвали кушать.
Чем больше я узнаю их тем больше им импонирую. Мне нравится их отношение к детям, минимализм, чистота, вот эти совместные завтраки обеды и ужины, уважение к старшим и отношение женщины к мужчине. Они другие, но у них больше человечности и судя по тому, что я оказалась здесь, а не в мусорном баке и доброты. Я задумалась, нужно выбираться отсюда. Почему я должна отсюда выбираться и куда, постоянно ускользало от меня. Должна…должна…должна…
А ещё через два дня этот вопрос отпал сам по себе, так как я поняла все, что мне сказала Камилла. Я сама ей ответила по-цыгански.
Отпали последние сомнения по моей национальности. Я-цыганка.
В тот вечер, вся их большая семья была в сборе, у меня появилось стойкое чувство, что у них что-то произошло и это что-то было настолько серьёзным, что вызывало дикое желание убраться отсюда и как можно быстрее. Моя интуиции буквально вопила на все лады опасно, опасность, опасность.
То, что они обсуждали вызвало бурю чувств в душе. Пятьдесят тысяч деньги не плохие, но отдать им в качестве козла отпущения Мариту, у меня это не укладывалось в голове. Зачем на ребёнка вешать судимость?
Её не посадят ей нет 14лет …Я сама не поняла как заговорила об их бесчеловечности и о том, что так с детьми не поступают, что они хуже зверей, звери своих детей защищают. Напугала называется голой задницей борга, они все смотрели на меня как на ненормальную и так же ненормально я себя чувствовала.
У них почти у каждой есть судимость условно, дети спасают. Украдут где-то, дело заведут, вора найдут, а он из "касты" неприкасаемых, сын богатого Буратино.
Папик за отпрыска деньги отстегнёт, а слуги закона сюда к цыганам за козлом отпущения с требованием или на себя берёшь чужое преступление или чистого ребёнка без судимости даёшь. За это ещё и платят, выделяя семье часть денег из тех полученных от папика.
Жить на что-то надо и детей растить тоже. Они цыгане, значить для всех воры, и новое совершенное преступления никого не удивит. Столько горечи было в этих словах и безысходности, что я почувствовала, как волна негодования на несправедливость этого мира затопила моё сознание. Если бы я могла помочь.