Ну, или чтобы кто из местных спасенных потерпевших был похож на нее так же, как Йорген на Нелло, и занял ее место. Но это уже совсем из области фантастики, конечно.
Впрочем, все произошедшее в последние два дня — более, чем из области фантастики. И, несмотря на страх и фобии, желание исчезнуть из жизни каждого, Аврора явно чувствовала, как внутри живой жилкой бьется жизнь.
Собственно, за тем она и на Лампедузу поперлась. За приключениями. За необходимостью идти вперед, чтобы не было выхода. Тогда можно сохранить себя живой. Вышло не хуже и не лучше.
Ро думала о странной похожести неаполитанца и советника, о совпадении в названии судна там и здесь и приходила к выводу, что это не могут быть случайности. Вероятно, компас и труба как-то это дело состыковали. Ну, вроде мостика. А Странник каким-то образом предвидел.
Найти бы его и спросить. Вернулась ли бы она, предложи он ей? Нет. Точно не сейчас. Возможно, когда все станет слишком сложно, как случается с каждой историей и жизнью…
Потому, наверное, она и бежит постоянно вперед, боясь остановиться. Но и остановиться… негде.
Негодяй Кастеллет, сжегший бумаги! «Я на стороне Странника», «Я мечтал увидеть раковину», «Ты даже забавнее Странника»… Да нет, невозможно! Эрл, что боится плавать по морю, и Странник, отважно умыкающий приговоренных с рудника на мысе Несломленной Веры?.. Но он так легко нашел ее… И казался совсем иным в тот рассвет. И… зачем иначе ему понадобился бы далекозор?.. Ведь «мерчевильцы верны короне».
Когда поездка закончилась, Ро так и пребывала в смятении, сомнениях и прострации, но обсуждать такие вещи с Фаррелом она бы точно не стала. Поэтому она понадеялась, что Кастеллет сдержит слово и сводит ее в оперу. Опять же, если он хорошо знает оперу, которая существует только в Вестланде, то какое тут «боится плавать»?.. Тогда он море Духов пересекает только так. В общем, тогда она задаст ему пару вопросов. Сейчас же стоило сосредоточиться на том, к чему ей отрезал путь Фаррел Вайд, ревниво похищая или даже сжигая Чарльзов конверт — устроить себе норку.
Но — честное слово — если Чарльз — Странник, то это объясняет все его поступки на прошлом рассвете. Тогда его можно понять, но… не простить.
— Я подниму вас наверх, — указал Барти на кабину на тросах, когда Фаррел легко выскочил из своего вагона и вытащил Аврору, которой такой великолепный прыжок, конечно же, оказался не по способностям.
Блондин уже успел чиркнуть огнивом о стену, зажечь факел, осветить «станцию» и объявить, что горит жир морских медведей, охотой на которых развлекаются буканбуржцы зимой.
— А ты? Разве ты не с нами? — удивилась Ро, оправляя задравшееся платье.
— Он присоединится к нам вечером, прямо перед встречей с послами, — пояснил всезнающий Фаррел. — После поездки тракт надо привести в порядок и отправить кристалл на подзарядку. До встречи, Барти, — пожал он руку далекому родственнику короля Буканбурга. — Тебе нужно родовое имя. Для дворца Чудесного Источника несолидно, если я буду обращаться к новому экспедитору пиратским прозвищем «Барти».
Ответ парня был прост и ошеломителен.
— Так оно у меня есть. Блэквинг. Бартоломью Блэквинг. Я племянник нашего предводителя.
Тут у Ро челюсть и отпала. Вот тебе и парень в коричневых штанах. Небось, еще тоже эрл какой-нибудь.
Фаррел свою челюсть смог удержать на месте — дознавателям положено. С ровным выражением лица протянул Берти руку.
— Рад знакомству, Бартоломью Блэквинг, добро пожаловать в тайную канцелярию ОК. Когда прибудете во дворец, назовите это имя. Я предупрежу стражу.
Бартоломью поклонился так серьезно, будто он никогда и не был пиратом Барти.
Уже в подъемнике — площадке на тросах без даже намека на стены — со скрипом стартуя к поверхности (Барти внизу пробормотал: «И ведь не смазывал никто, медведи морские вас задери!») Аврора спросила Фаррела: