Все они шли на меня, вытянув руки, как при зомби апокалипсисе, а я хаотично соображал, что же делать, но голова была тяжелой и кажется, моя левая нога затекла вдвойне, потому что я чувствовал помимо тяжести ещё и размытую боль, словно кто-то нарисовал её на песчаном берегу. И тут я вспомнил про свою способность управления снами, и про некоторые другие приятные мелочи, которые предоставляла эта способность. К примеру, если снился кошмар, я мог спокойной открыть глаза и перестать его смотреть. А если снился блаженный сон, я мог брать инициативу в свои руки, и в буквальном смысле вытворять по истине страшные и постыдные вещи, экспериментирую и выявляя свои сильные и слабые стороны.
Я напрягся и проснулся, однако вокруг было темно, а всё моё тело было в холодном поту.
- Мама?
Я задыхался, мне срочно нужно было понять, что происходит, где я и что произошло.
- Да?
Она отвечала уже без насмешек в голове, но холодно и безразлично. Словно это была не моя мама, словно её заставляют так отвечать, а она на самом деле сейчас беззвучно плачет, пытаясь успокоить растерзанное такой жестокостью сердце любящей матери.
- Это точно ты? Ты моя мама?
Моё дыхание приходило в норму, в голове крутился какой-то зелёный автобус с цифрой шесть, и я услышал:
- Конечно же, это я.
Я прекрасно помнил маршрут этого номера автобуса, но не понимал, что происходит и у меня было слишком много вопросов, и мне казалось, что меня всё время пичкали морфином, а сейчас начали давать намного меньше, потому что волны, те разноцветные волны были не такими цветными и обширными, а калейдоскоп из узоров беспорядочных оттенков уже не выделялся так грубо и нахально.
Я размышлял над тем, что меня тестируют, пытаются проверить мои интеллектуальные способности, силу воли, черствость характера и психологическую стабильность. Мне ничего не оставалось, чтобы выявить вопрос, который поможет разобраться мне в этом эксцессе, хотя если честно мне было жалко себя, ведь это была совсем не та ситуация и совсем не то положение, чтобы давать моей голове работать в полную меру. Я старался вывести свою «ты-ли-моя-мама» на чистую воду и не придумал ничего лучше, как спросить:
- Если ты моя мама, то скажи, в каком году меня избил Рамиль?
- Не зна-аю.
Ответ прозвучал с ноткой издёвки и всё той же насмешки.
Я глубоко вздохнул.
- Значит, ты не моя мама. Потому что моя мама никогда не забудет тот ужас, который пережила в тот год.
Я крутил в своём воображении маленький игрушечный автобус под шестым номером, и пытался открыть глаза, пытаясь дотронуться до них руками, но руки были всегда прикреплены к койке, или я просто не мог ими пошевелить. Когда мне перевязывали ногу или ещё что-то, я спрашивал где я, пытался узнать каким образом тут оказался, но в ответ слышал лишь дыхание медсестры и тихий звон в ушах.
Через некоторое время я всё вспомнил, и взрыв, и бедную престарелую женщину, и тот чёрный дым, чужую кровь на своём лице, и ту давку, которая случилась вследствие нескоординированности действий и маниакальной паники людей, охватившей их примерно за то же время, за которое по словам врачей я потерял зрение.
Осознание того, что я потерял оба глаза, вызвали во мне учащённое сердцебиение, и я начал задыхаться, после чего сразу же прибежала медсестра и ввела мне какое-то дерьмо, после которого я лежал как овощ и размышлял над тем, какие образом я смогу теперь писать книги и наслаждаться женской красотой.
Сейчас я дома. Прошло примерно полгода после того взрыва, и как оказалось левая нога у меня не затекала, это были фантомные ощущения. Левую ногу, как и зрение, я потерял в том автобусе. Из грудной клетки извлекли четыре осколка, левая рука в районе плечевого сустава была разрезана до кости. Из пятидесяти трёх человек погибло тридцать один, ещё десять человек, включая меня, стали получать социальные выплаты по инвалидности. Полтора месяца в меня вкалывали морфий, чтобы я не чувствовал боли и моё психологическое состояние было в норме, чтобы в нём не произошёл сбой от таких ужасных новостей, ведь это затруднило бы моё выздоровление. На самом деле они вкалывали мне это, чтобы я не задавал лишних вопросов и вёл себя тихо, но сейчас это всё неважно.
Это было важно когда-то давно, но не сейчас, точно не сейчас.
Хоть меня и кормят антидепрессантами, уверяя, что это кальций, но я не верю своей маме, которая действительно оказалась моей, а все разговоры между нами происходили лишь в моём сознании, хоть я и жру эти таблетки, которые должны подарить мне улыбку, но я понял лишь одно, что жизнь настолько бессмысленна и наполнена ненужным барахлом, что выкинуть его просто не хватит сил. Допустим, цветок. Барахло из барахла, растёт себе и растёт, успевай только вовремя полевать и следить за землёй, где он прорастает. Цветков – миллионы, и они в бытовой жизненной суматохе нафик никому не сдались.
Но знаете, в чём моя проблема?
Я бы отдал свою вторую ногу, только ради того, чтобы взглянуть на этот самый цветок, хотя бы на минуту.
Соловьёв Н.Н. 16.07.2014