Кто-то сгинул бесславно в окруженьи соблазнов,
Кто-то сдался без боя в плен ничтожным страстям,
Дезертиры от жизни в исступлении праздном
Безразлично шагают по истлевшим костям.
Не вернулись иные из концлагеря Рока,
В адской пляске утратив прежний облик людской,
Осквернил иноверец нашей славы истоки
И глумится, лукавый, над нечистой рекой.
Трибунал истеричный в приговоре жестоком,
Обрекая безвинных на посмертную казнь,
Оправдав грехотворцев, защитил их пороки,
Декларируя право и гуманную власть.
Но защитники Правды не сдадутся бескровно,
Пусть нелегок их жребий, пусть известен финал;
И дороге удобной, безнадежной, но ровной
Предпочтут недоступный, заревой перевал.
В одиночку непросто сладить с грозной стихией…
Истомленные травлей и напрасной борьбой,
Погибают геройски Патриоты России,
Амбразуру абсурда накрывая собой.
Быть не может статистов в этой битве великой:
Либо драться за правду, либо кануть во мрак
И покуда пронзают воздух смертные крики,
Не погибнет планета, не исчезнет в веках.
До 1994
Он стоял у картины «Нашествие»,
Он напрасно старался понять,
Что за горькое чёрное бедствие
Живописец хотел передать.
Его очи прозрачно – практичные
Обошли, не спеша, полотно
Улыбалась «звезда» заграничная
Со значка рядом с сердцем его.
Тешив душу бездумной усладою,
Он пытался предвидеть итог,
Но явился незримой преградою
Ограждающий сердце значок.
Он ушел, красотой не разбуженный,
И увидел я, вздрогнув слегка,
На обломках святыни порушенной
Серый оттиск его каблука.
* * *
Хранили скептики молчание,
Страшась нарушить тишину;..
Перед картиной «Ожидание»,
Застыв в возвышенном плену,
Стояли люди, пораженные,
Сердца прекрасному вручив,
Светлели души, озаренные
Неярким пламенем свечи.
И каждый был само почтение,
И каждый знал, что никогда
Не станет жертвою забвения
Народ, чья лира молода.
Народ, что в лютых испытаниях
Был верен музыке своей,
За светлый смех, за боль страдания,
За все признательный судьбе.
* * *
Они пришли, наук ревнители…
Обшарив взглядом полотно,
Кивнувши важно-снисходительно.
Восторг затмив привычным «но..»
И все им было здесь неискренне,
Неведом взгляд, невскрыта боль.
Для них была одна лишь истина –
Скупой стандарт толпы людской.
Научных догм творцы столичные
Сдались пред вечной красотой.
Признав «гляди-ка, симпатичная,
Типично финское лицо».
Нахмурил брови в удивлении
Былинный витязь, услыхав
От дерзких отроков сравнение,
Что он «красив, как скандинав».
Смотрел с холста избранник вечности
Вослед творцам иных эпох –
Не быть пророком в том отечестве,
Где есть хулители его!
Да им ли знать, слепцам неверящим,
Младой Руси прекрасный лик!
Текла их речь рекой мелеющей,
Сулил беду грядущий миг.
До 1994
И. С. Глазунову
Настанет срок, когда устав от гонки,
Земля не сможет встретить новый миг;
Когда Вселенский Разум не захочет
Спасти земных мучителей своих.
Тот страшный час всяк силится представить,
Но разный образ селится в умах:
Один увидит атомное пламя,
Другая – греходеев на кострах.
Да только невдомек мужам ученым,
Что будет тих и прост тот страшный суд.
Судьба подарит память обреченным,
Заставит на минувшее взглянуть.
Они увидят, что угасла святость
В застенках белокаменных темниц;
Что души разучились петь и плакать,
Улыбка не коснется скорбных лиц.
Они припомнят, как взрывали церкви,
Что выстояли в пламени веков,
Не чая, что, поругано, померкнет
В веку двадцатом злато куполов.
Они увидят огненные блики
В очах юнцов, что пляшут на костях;
Они поймут – случился грех великий
Вселился дьявол в отроков сердца.
Они поймут, что минуло то время,
Когда рассудок сдерживал инстинкт;
Хулителей младых лихое племя
Смело все то, что маменька растит.
Они признают, что рабами стали
Златых монет, порочных дерзких снов
Развязных чувств, продажных громких званий,
Но эту власть им свергнуть не дано.
Они увидят, что в бесцельной гонке
Растратив достояние веков,
Оставят обездоленным потомкам
Лишь долгий список тягостных грехов.
Они поймут, что нет назад возврата,
Что не простит сожженная Земля
Сынов своих, вовеки виноватых,
Они поймут, что дальше жить нельзя.
До 1994
По мановению руки,
По августейшему веленью
Мы – россияне – обрели
Собачью кличку – населенье.
Для нас товары создают
И изучают наше мненье…
И для приплода берегут
Людское стадо – населенье.
Но ни в газетной трепотне,
Ни в сиплых телеизъясненьях
Встречать не доводилось мне
Слова «Культура населенья».
И жаждой истины томим
Я вижу правду в утвержденьи:
Духовный мир несовместим
С животным словом «населенье».
Ужель блеск гоголевских фраз
Или Чайковского творенья
И лиры тютчевской алмаз
Создало тоже населенье?
Для тех, в ком дух народный жив,
Не будет больше оскорбленья,
Чем унизительный ранжир
По «Госстандарту населенья».
Но тот, кто о корнях забыл,
В былом узрел лишь прегрешенья,
Свое лицо легко сменил,
Закрывшись маской «Населенье».