Так я оказался в обществе этих дам. А дальше все было очень просто, во всяком случае для профессионала, с отличием закончившего полный курс наук, куда входила и наука устанавливать контакты с нужными людьми, в том числе и с экстравагантными дамами средних лет…
Кстати, это не так сложно, как может показаться, подобной премудрости обучают во многих учебных заведениях капиталистических и развивающихся стран, особенно в высших административных школах и на курсах по подготовке менеджеров, и только в нашей стране этот весьма полезный предмет, впрочем, как и многие другие, никак не найдет себе места в программе учебных заведений, если не считать некоторых заведений закрытого типа.
В пользе подобной науки я убеждался неоднократно. Так, в одной из командировок у меня никак не складывались отношения с советником-посланником нашего посольства, я долго не мог понять, в чем дело, и хотя, в общем-то, на моей основной работе это никак не отражалось, наши постоянные стычки раздражали меня и изрядно портили мне настроение. Я применил некоторые специфические приемы и выяснил, что всему виной его молодящаяся жена из бывших мидовских машинисток, взбалмошная и скандальная баба с интеллектом курицы, которая непонятно по какой причине возненавидела меня, а затем и у мужа создала обо мне превратное представление.
Когда я узнал, какими эпитетами она меня награждает в «узком кругу ограниченных людей», мне захотелось сделать ей какую-нибудь пакость (в конце концов, я тоже живой человек, и мне не чужда такая слабость, как отрицательная реакция на оскорбительные высказывания в мой адрес), но потом я подумал, что ее отношение ко мне после ответных мер не станет лучше, а если учесть, что их квартира может прослушиваться местной контрразведкой, то утечка такой тенденциозной информации может мне дорого обойтись, и поэтому будет намного разумнее, если я сумею каким-то образом воздействовать на нее и заставлю изменить отрицательное мнение о моей персоне.
И тогда я резко изменил свое отношение к этой курице. Если раньше я просто игнорировал ее как женщину, достойную внимания, то теперь я не упускал случая, чтобы не сказать ей какой-нибудь комплимент по поводу ее внешности (тут мне приходилось поступаться своими принципами и откровенно лгать), туалетов (это было намного легче, потому что одевалась она хоть и безвкусно, но зато в продукцию лучших домов мод Европы) или смехотворных попыток изображать из себя настоящую светскую даму.
Но мое особое восхищение стали вызывать ее занятия теннисом. Когда она, потрясая дряблыми бедрами, в коротенькой белой юбочке и прочем теннисном одеянии появлялась на корте в загородной резиденции посла и, неуклюже помахав ракеткой у стенки, садилась передохнуть, я старался обязательно сказать что-нибудь лестное по поводу ее потрясающего прогресса, красоты и грации движений и вообще наговорить всяких глупостей, единственный смысл которых состоял в том, чтобы доставить ей удовольствие.
При всем негативном ко мне отношении она признавала мой бесспорный авторитет в области спорта и, как и всякая тщеславная женщина, принимала все за чистую монету.
В общем, не прошло и двух месяцев, как она кардинально изменила свое мнение обо мне, о чем мне тут же поведали верные люди из ее ближайшего окружения. А вслед за этим у нас наладились отношения и с ее мужем, неплохим в целом мужиком, главное несчастье которого состояло в том, что его угораздило жениться на этой дуре.
…Вот и в сочинском случае я довольно быстро установил самые теплые отношения с актрисой и вдовой академика, пожалуй, с вдовой даже более теплые, потому что актриса за свою длительную театральную карьеру была избалована мужским вниманием и мне было трудно ее чем-нибудь удивить. Вдова же долгие годы была верной женой своего академика, а после его смерти оказалась в том возрасте, когда привлечь к себе бескорыстное внимание мужчин уже сложно. Кроме того, по специальности она была переводчицей, и в основе установившейся между нами дружбы были еще длительные беседы на доступном нам обоим испанском языке, которые мы вели, пока актриса была на процедурах.
Я выдавал себя за журналиста-международника и своим глубоким анализом внешнеполитических проблем, а также рассказами о зарубежных поездках и встречах с интересными людьми всего за каких-нибудь пару дней буквально очаровал моих доверчивых соседок по столу. И делал я все это не без тайного умысла, о чем они, естественно, не подозревали.
Через четыре дня в санатории должна была появиться Таня. Мы условились с нашим общим начальником, что она приедет позже, чтобы у меня было некоторое время на подготовку и обзаведение полезными связями. Накануне ее приезда я позвонил в Москву, оттуда позвонили в сочинский горотдел КГБ, а сочинские товарищи связались с заместителем начальника санатория. По их просьбе он проделал одну нехитрую комбинацию, и когда Таня прибыла в санаторий, ее посадили за стол, где сидели народная артистка, вдова академика и очаровавший их тридцатилетний журналист-международник, да к тому же холостяк.