Выбрать главу

— Чугуном пока не торгуем.

— Он ждет. Вторчермет.

— Где ждет? У телефона?

— В парке.

Володя весь день писал дневники в историях болезни. Задолжал. Однообразная писанина, раздражающая. Поэтому взглянул на биохимика без юмора.

— Ждет. В аллее. Женский голос.

— Лобов.

— При чем тут Лобов?

Николай Лобов медленно вплыл в комнату. Табличка на халате была приколота вверх ногами.

— Извольте убедиться, — сказала врач-биохимик.

— В чем убедиться? — вяло поинтересовался Лобов. — Дыму напустили — не продохнуть. Кто устроил безобразие?

— Владимир Алексеевич. Вторчермет ждет.

— Так это Вторчермет? — Лобов опустился на стул.

— Если вы в сговоре, — Володя взглянул на Лобова и биохимика, — вернусь, обоих на гильотину.

— Привели на гильотину одного деятеля, — сказал Лобов. — Раз… гильотина не работает. Раз… не работает. Вспомнили, спрашивают: «Ваше последнее желание?» — «Отремонтируйте сначала гильотину».

— У меня заработает.

Володя снял халат и через боковую дверь вышел в ту часть парка, где была аллея. Спустился по тропинке. Он шел быстро. Деревья и кусты уже начали покрываться зеленью, было тепло, сухо. Аллея пустая. Надули, конечно. Если не Лобов, то лаборанты, добытчики серебра, в отместку за копоть. Отправит их прочесть шефскую лекцию о вреде курения во Всесоюзный институт табака и махорки. Им нужна галочка по санпросветработе? Будет галочка.

За спиной, совсем близко, услышал:

— Вы невнимательны.

Он обернулся. Перед ним стояла девушка в длинной твидовой юбке, в куртке с отложным воротником и застегнутой на крупные пуговицы. Сверкали сапоги на высоком каблуке. Волосы, пышные, прикрывали часть лица. Девушка рукой приподняла воротник, что тоже затрудняло разглядеть лицо. Стояла она в стороне под деревом. Ксения… Нет, не Ксения… Да нет, Ксения… Но…

— Вы не знакомитесь на улице?

Он глубоко и медленно вздохнул, постарался обычным голосом спросить:

— А вы?

— Решитесь меня поцеловать… Не хочу разрушать планетизацию.

— В Михайловском выращивают красавиц? — сказал Володя: надо было как-то себя ободрить, действительно решиться.

— Я умывалась из маленького пианино.

Он обнял ее. Он целовал ее долго. Чувствовал приоткрытость ее губ, прохладную весеннюю мягкость волос, ее ресницы, видел в мочке уха тонкий прокол для сережки, подумал — никогда не замечал на Ксении серег. Носит она их? Чувствовал, как она вся вздрагивает, а потом замирает до какого-то полного молчания внутри, будто прячется, но он звал ее всю к себе, потому что она этого хотела.

Ксения отвела Володину голову. Теперь Ксения смотрела на Володю — коротко постриженные волосы клинышком спускаются к переносью, широкий, достаточно упрямый подбородок, глаза…

— Я больна.

— Чем? — испугался Володя.

— Я больна любовью. Дайте мне яблоко, я больна любовью… «Песнь песней»…

Ксения совсем близко смотрела на него. Вся в кружеве первой зелени. Володя осторожно взял ее руки, сжал. Ксения спросила:

— Плохо без меня?

— Плохо.

— Что будем делать?

— Жди меня здесь. — Он быстро побежал пе направлению к клинике. — Жди — как вкопанная!

Ворвался в ординаторскую, где было полно народа — ординаторов, аспирантов. Лаборанты, которые жгли пленку, отмывались, фыркали в умывальниках, биохимик делала вид, что собирает химическую посуду, чтобы идти к себе и мыть ее двадцать раз проточной водой и десять дистиллированной. Но ее интересовал, конечно, результат выхода Званцева в парк. Этого ждали все, были оповещены.

— Шефу скажите, что я…

— Не волнуйся. Мы все согрешили в Адаме.

— Я — по личным делам. Важным. — А сам подумал: «Ну надо же, как в воду смотрят, паразиты».

— Знамо дело — важные дела.

— Почему ты ее нам не покажешь? Привел бы сюда, — попросил один из аспирантов.

— Привел, потом ждал всю зиму. Дома тоже требуют показать.

— Хлопца́ обидели.

— Вова, — сказал Лобов. Он все еще сидел в ординаторской. — Нам тебя ждать все лето?

— А ты, между прочим, остался без квартиры.

Володя подбежал к рукомойнику, сунул голову под кран и пустил струю холодной воды. Выключил воду, потряс мокрой головой, вытерся своей докторской шапочкой и выскочил из ординаторской. Схватил в раздевалке плащ и, натягивая его на ходу, выбежал в парк. Боялся — Ксения исчезнет.

Когда Володя и Ксения выходили на улицу, в одном из окон торчало штук десять докторских шапочек.

— Групповой снимок переростков.

— Что они знают обо мне? — спросила Ксения.