— В чем-то. Даже значительно. Все носятся — напоминает тонущий корабль без шлюпок.
Геля крикнула маме, что уходит, и захлопнула дверь квартиры. Сереже сказала:
— Наденьте вашу шляпу.
— Вы серьезно?
— Конечно. Вы даже не представляете, Сережа, как она вам идет. Погодите, на это еще обратит внимание Кипреев.
Сережа вытащил из кармана куртки шляпу, надел. Родео, да и только. Все так гармонично, надежно.
В «Жигулях» сидели Катя, Миша и Юра. Сидели на заднем сиденье. Сережа распахнул переднюю дверцу для Гели:
— Прошу в нашу «тумбочку».
Геля поздоровалась с ребятами. Ей радостно ответили.
— Я вчера разломил сушку на три части, — сказал Миша.
— Ходит в героях!
— Сколько он их перевел, — улыбнулась Катя.
— Еле успеваем поедать, — пожаловался Юра. — Грызем и грызем, как суслики.
— Важен результат, товарищи грызуны, — солидно заявил Миша. — Короля играет окружение.
— Да, результат всегда важен, — улыбнулась Геля. — Даже для короля.
Сережа тем временем обошел спереди «Жигули», сел на водительское место. Помог Геле застегнуть страховочный ремень.
Около парадных дверей стоял Лощин. Он умеет неожиданно появляться. Удивленно посмотрел на Гелю в машине. Геля сказала Сереже:
— Поехали.
Сережа точно почувствовал, что Геля хочет отделаться от взгляда стоящего у парадного человека, рванул «тумбочку» и быстро включил ее в поток городского движения.
— Где будут показывать материал? — поинтересовалась Катя. — Я слышала, на «Мосфильме» тридцать пять разных залов.
— В яичном зале, — ответила Геля.
— Ко-ко-зал, — засмеялся Юра.
— Неужели на самом деле есть такой зал? — удивилась Катя.
— Есть. — Геля смотрела в нем свои кинопробы. Зал соответствует названию, потому что обит для акустики бумажными формами для хранения яиц.
Выехали на набережную. Вода в реке была темной, зимней. На одиночных льдинах сидели вороны, плыли по течению. Геля подумала о себе — тоже плывет в своей жизни куда-то по течению.
— Ребята, так я говорю? — то ли спросила, то ли сказала Катя.
— Говори.
— Ангелина Артемьевна, нас просили вам передать, — начала Катя необычно торжественно и тут же быстро добавила: — Вы только не спешите отказываться.
Геля через плечо вопросительно взглянула на Катю.
— Не спешите, — повторила Катя. — Наш художественный совет приглашает вас, уважаемая Ангелина Артемьевна, руководить нашей театральной студией. На заводе которая.
— Где студия? — все-таки переспросила Геля.
— На заводе.
Геля растерялась. Продолжала вопросительно смотреть на Катю.
— Мы вас просим, — сказал Сережа. — Как заинтересованные зрители.
— Но поймите, я…
— Не отказывайтесь. Очень просим.
— Никогда ничем подобным не занималась.
— Теперь попробуйте.
— Нет, нет. Актриса я… про таких в театрах говорят — трудяга. Знаете? Шпала.
— Не знаем и знать не хотим, — запротестовал Юра. — Я правильно говорю, ребята?
— Абсолюмант! — засмеялся Миша.
— Вот, слово чемпиона сушек. В переводе нуждаетесь?
— Нет, — улыбнулась Геля. — Но… завод далеко, почти за городом. И все-таки потом… театр у меня, не забывайте.
— «Уймитесь, сомнения… страсти», — пропел Миша.
— Ребята, хватит, — сказал Сережа. — Разговор серьезный. Геля, вас будут возить.
— Я никогда подобным не занималась. Это действительно серьезно.
— Вот и вы подумайте серьезно. «Тумбочка» в вашем распоряжении.
— За рулем — автоакробат, — добавил Миша. — И воздухоплаватель.
— Нет. Вы все-таки не понимаете всей серьезности. — Геля волновалась. — Опыт, методика, характер надо иметь соответствующий.
— Не понимаем? Очень даже понимаем.
— Я не гожусь. Нет. — Внутренне улыбнулась: автоакробат — автородео.
— Об этом судить не вам.
— Меня плохо знают.
— Знают достаточно.
— Где?
— На заводе. Теперь окончательно все узнали.
— Да кто все? — упорствовала Геля.
— Ну все, — упорствовала и Катя.
Поздно вечером Геля разговаривала по телефону с Леней Потаповым.
— Леня, я бездарь? Скажи правду? Неудачница и все такое.
— Почему ты волнуешься?
— Откуда ты знаешь?
— Ты забыла, что мы с тобой знакомы с октябрят?
— Ленечка, я измучилась. Я… Ленечка…
Геля могла так говорить только с Леней. Ей казалось, что она заплачет от одиночества, от зависти к Кате Мартыновой и еще от чего-то необъяснимого, но очень для нее грустного.