В записях своих студенческих лекций Геля прочитала о молодом режиссере Питере Бруке, что когда он, совсем молодой режиссер, оказался лицом к лицу с группой любителей, он вынужден был нафантазировать себе несуществующий триумф, дабы вселить в себя уверенность, в которой обе стороны нуждались в равной мере.
Вселить триумф!
Сумеете, Энгэлина Артемовнэ!
Ребята расположились плотной группой. Геля стояла перед ними. В туфле у нее, под левой пяткой, был пятак — нет гвоздя на сцене, на актерское счастье, будет пятак в туфле на счастье начинающего режиссера с несуществующим триумфом.
Геля о студии пока что не говорила ни дома, ни в театре, даже Лене, потому что Леня, сам того не желая, мог проговориться Рюрику: Рюрик, он ведь постоянно угнетает, если он что задумал.
— Ты где пропадаешь? — спросил Рюрик. — Не доищешься тебя.
— Пропадаю, — уклончиво ответила Геля.
— Сколько можно быть пультовщицей?
— Бери выше, я уже не пультовщица.
— Ну, крановщицей, мне все равно.
— Мне не все равно, — опять уклончиво ответила Геля.
— Тут дело, а она в игрушки играет.
— В игрушки играешь ты один.
— Это как же?
— Из Волкова устроил для себя игрушку, в конце концов. Вот так — парнишК.
Рюрик начал орать, еле его успокоили. Как говорится, спасибо людям.
Дома Геля самым внимательным образом перелистала книги о театре Станиславского, Мейерхольда. «Режиссерские уроки» Вахтангова. То, чем она занималась в ГИТИСе для сдачи экзаменов. Сейчас занялась этим для себя.
Нашла и еще конспекты лекций на темы: «Воспитание актера», «Развитие произвольных движений», «Роль и образ». Поговорила с Астаховым, как бы между прочим, не открывая причин разговора: Астахов давно преподает в Литинституте, он многое знает и умеет в плане педагогики.
Астахов спросил: «Зачем тебе это?» — «Для себя», — ответила Геля.
Это было правдой, это становилось ее делом. «Не бойся обнаруживать своих сомнений, — сказал Астахов. — И почаще проверяй себя собою же».
Геля теперь стояла перед ребятами.
И, не посоветовавшись предварительно ни с Рюриком, ни с Леней и не обнаруживая сомнений, решилась и сказала, вернее, ответила на первый же вопрос ребят к ней:
— Поставим новую пьесу, которую никто еще не ставил.
— Никто? Свободная как птица?
— Свободная. Еще в работе, правда, но скоро будет готова.
— Есть-то она есть, но кто нам ее дасть, — весело пробасили с задних рядов.
— Автор. Представьте себе, — засмеялась Геля, но все же удивленная своим бодрым заявлением в отношении пьесы. — Из рук в руки дасть.
— Где мой слуховой аппарат!
— Если автор не дасть пьесу?
— Съедим его на зуб! — опять весело басом с задних рядов.
— Премьера только у нас?
— Да. Только у нас, — кивнула Геля.
— Контрамарки не выдаются. Вход строго по билетам.
— О чем пьеса? Справимся?
— Важно, чтобы зрители организованно сошли с лестницы в раздевалку.
Сыпались вопросы и шутки. И все же Геля испытывала испуг и неверие в себя — проверь себя собою же — как в возможного режиссера. Но тем не менее бодро продолжала:
— Повторяю, спектакль только у нас. И мы справимся. Должны. Пьеса на русском историческом материале. Кстати, герой — бывший заводских дел мастер.
— Кто же это?
— Основатель первого отечественного театра Федор Волков. Вы уже играли русские водевили. Это в чем-то нам поможет.
— Я играла Дарью Семеновну в «Нежном сердце», — сказала Сима Воробьева из отдела главного механика.
В разговор вмешалась Инна Швецова:
— Катю Мартынову уговаривали сыграть в «Нежном сердце» Катерину Ивановну. Способная ведь девушка.
— Она у нас на дельтаплане летать собирается, — уточнила Сима Воробьева.
— С чего бы это? — опять кто-то с задних рядов.
— Случэйность, — ответил Миша-декоратор.
— Прэднэмэрэнная, — сказала Сима.
— Прошу вставить в пьесу эпизод, как я разламываю сушку на три части, — не успокаивался Миша.
— К ней самовара тебе не надо? Евлашин позаботится.
— Сказано же — водевиль из нашей заводской жизни. Кип-кип!.. Кап-кап!..
Геля все больше успокаивалась в этой непринужденной атмосфере: молодой начинающий режиссер лицом к лицу с группой любителей.
— Ребята, помолчите же наконец! — попросила Инна. — В особенности кто там басом…
У Гели будет нелегкий разговор с Рюриком по поводу пьесы, но она чувствовала себя готовой к разговору. И это приятно радовало. Леня ее поймет и поддержит. Геля не сомневалась. Хватит рюриковской суматохи, базарности, и если они все хотят, чтобы спектакль на самом деле получился, пусть серьезно отнесутся к предложению Гели. Рюрик может здесь ставить спектакль. Она даст ему сценическую площадку и актеров. Смешно и странно: ее театр, она главреж, худрук.