– Он не сообщал вам о своем намерении? Не просил приехать на стройку пораньше?
– Последний раз я виделся с Фирузовым за несколько дней до его смерти. Он приезжал на объект проверить, укладываемся ли мы в график. Бригада работы выполняла исправно, поэтому и отчет был короткий. Новых встреч он мне не назначал и особых распоряжений тоже не давал. Это могут подтвердить все мужики из моей бригады. Хотите, спросите у них, – предложил Пашкевич.
– Что-то в поведении Фирузова показалось странным вам или кому-то из бригады?
– Да нет. Все было как обычно.
– А у вас к Фирузову были вопросы?
– Вы имеете в виду по объекту? Да тоже ничего особенного.
– А насчет того, в каком крыле сначала производить работы, – уточнила я.
– Что, уже наслышаны о том, как нас из южного крыла в северное гоняли? – усмехнулся Пашкевич.
Я утвердительно кивнула, а он продолжил:
– Вопрос там ерундовый был. И косяк, между прочим, инженера нашего. Это он прошляпил. Вовремя с заказчиком не обговорил детали. Заказчика в таких случаях заранее на объект приглашают, чтобы он воочию, на реальных размерах убедился в правильности чертежных расчетов и дал добро на возведение внутренних перегородок. Учесть нюансы, так сказать. С прежним инженером таких проколов не случалось, вот мы и начали перегородки возводить. К тому моменту, как заказчик приехал, добрую половину работы сделать успели. Он приехал, посмотрел и решил, что слишком тесно получается. Фирузов заверил его, что исправить это не проблема. Нас перебросили в северное крыло, а инженер занялся согласованием изменений, вносимых в проект. Бригада, конечно, недовольна этим была.
– Если подобное – обычная практика, чем были недовольны строители? – спросила я.
– Фирузов заявил, что выполненные работы в оплату не зачтет. Прежний инженер так бы не поступил. Для заказчика это копейки, а мужики зарплату за полмесяца потеряли. А их и вины-то в промашке не было.
– Отчего же Фирузов не сделал так, как обычно решал этот вопрос прежний инженер? Быть может, это от незнания? Опыта в подобных делах не хватило? – предположила я.
Пашкевич бросил на меня снисходительный взгляд. Мол, что с тебя, глупой бабы, возьмешь? Я взгляд проигнорировала и снова спросила:
– В последнюю вашу встречу с Фирузовым вы именно это обсуждали?
– Знаете, Татьяна, – начал он, – я ведь в этой бригаде и за прораба, и за бригадира, и за парламентера. У меня текучки кадров нет. Мужики со мной кто десять, кто двенадцать, а кто и все двадцать лет работают. Если какие вопросы спорные возникают, вот вроде этого, кого решать их отправляют? Пашкевича! Так что беседа наша не была исключительным случаем, скорее закономерным.
– Тогда у вас должно быть свое мнение насчет того, почему Фирузов принял решение не платить рабочим, – настаивала я.
– Естественно, оно у меня есть. Только озвучь я его, вы же меня первая в убийцы главного инженера и запишете. Скажете, что давняя вражда у нас и убил я его на почве постоянных разногласий. А я уже по горло сыт подобными обвинениями, – с горечью в голосе произнес Пашкевич.
– Вы все же попытайтесь, – попросила я. – Тем более что свою порцию недовольства вы уже получили. Одним больше, одним меньше, разница невелика.
– Ладно, так и быть, выскажусь, – согласился Пашкевич, – но только потому, что противно все это. У нас, в России, всегда так: пока жив человек, так любую грязь на него вылить готовы, а как умер, так к лику святых приставить норовят! А за что, спрашивается, этого Фирузова превозносить? Мое мнение такое, что, как был он при жизни дерьмом, так и после смерти им остался. Можно сказать, человечеству крупно повезло, что недолго он пожил, а то бы таких бед наворотить успел, мама, не горюй!
Признаться, меня ошеломил подобный поворот. Стараясь не подать вида, я поинтересовалась:
– Вы имеете в виду какие-то конкретные поступки или говорите о характере Фирузова?
– До его характера мне дела нет. Если бы он на работе не отражался, мне вообще наплевать было бы, будь он хоть каким уродом. Но он с людьми совсем не считался. Такому коллегу подставить – милое дело! Знаете поговорку «мягко стелет, да жестко спать»? Вот это про Фирузова, – уверенно произнес Пашкевич. – И лизоблюд еще тот! При начальстве он паинька. Голоса не повысит, вежливый, культурный, а как один на один с человеком останется, так хоть уши затыкай.
– На чем основано ваше утверждение, что Фирузов коллег подставлял? – остановила я поток возмущения.
– Об этом вы у Сереги Развального спросите, – бросил Пашкевич. – Думаете, он просто так объект бросил? Да Серега за каждый объект как за родное дитя переживал! А тут вдруг в один день собрался, только его и видели. Даже попрощаться не зашел.
– Вы утверждаете, что Фирузов причастен к увольнению Развального? – спросила я.
– А сами-то вы как думаете? Бывает в наши дни такое, чтобы человек без веской причины отказался и от должности, и от денег, и от привычного уклада жизни?
– Можете предъявить что-то конкретное? – допытывалась я.
– Не собираюсь я ничего предъявлять! Вам надо, вы доказательства и ищите. Мое дело сторона. Хотели услышать мое мнение, я высказался, а уж как распорядиться этим мнением, решать не мне, – не желая откровенничать, произнес Пашкевич.
Я поняла, что на эту тему прораб больше говорить не станет, и перешла к другим вопросам.
– Указание, куда складывать газобетонные блоки, вы давали?
– Не угадали. Сам Фирузов командовал. Ему, видите ли, хотелось, чтобы площадь помещения была свободна для работ! Влез куда не следовало, вот и получил свое. Я ему сразу говорил, что надо в три ряда выкладывать. Он только отмахнулся от меня. А теперь разве докажешь, что это его распоряжение было? Да и какая, в сущности, разница? Я с себя вины не снимаю. Надо было настоять на своем или по-тихому блоки переложить, как мы обычно делали. А я в бутылку полез. Обиделся, что Фирузов при ребятах мои указания оспаривать начал. Пусть, думаю, лежат. Вот развалится его пирамида, материал попортится, тогда я ему и напомню, кто в этом виноват. Кто ж мог предположить, что так все обернется, – тихо закончил Пашкевич.
– А забор когда ремонтировали? – перешла я к следующему вопросу.
– Вы и об этом знаете? – удивился прораб. – Тут-то Фирузов вообще не при делах. Это наркоши местные балуются. Там, за забором, у них что-то вроде блатхаты. Сарайчик хлипенький. Так наркоманы и алкаши со всего района в нем собираются. И участковые их гоняют, и сторожа наши, а они все равно туда возвращаются. Я Анатолию Борисовичу, директору нашему, докладывал. Просил разрешения получить на снос ветхой постройки. Да у него все руки не доходят, а без разрешения сараюшку снести не решаются. Вроде как владелец у нее имеется.
– А забор-то тут при чем? – напомнила я.
– А при том, что обитатели этого сарая время от времени со стройки кое-что приворовывают. Ущерб небольшой, а вот забор уже несколько раз чинить приходилось. Починим, починим, а они опять в том же месте листы снимут, и на стройку. Пошарят, приглядят, что утащить можно, и затихнут на несколько недель.
– Сторожа-то куда смотрят? – спросила я.
– А что сторожа? Они свое дело делают. Про дыру в заборе своевременно сообщают. Но, если начальство ничего не предпринимает, значит, все их устраивает. Это сторожам лишняя головная боль, всякий сброд со стройки гонять. Вот если бы алкаши эти что-то существенное стащить умудрились, тогда, глядишь, и решился бы вопрос с сараем, – пояснил Пашкевич.
– В тот день, когда Фирузов погиб, забор был цел?
– Разобран. Как раз перед праздниками я лично проверял его состояние, и все листы были на месте. А после того, как тело Фирузова нашли, следователь обходил территорию и обнаружил в заборе дырку. Видно, за праздники наркоши успели его «подправить».
– И последний вопрос, – заметив, что прораб стал все чаще на часы поглядывать, сказала я. – Не подскажете, для каких целей применяется подобный материал в строительстве?
Я вынула из кармана кусок пластической массы, который прихватила со стройки, и протянула его Пашкевичу. Он взял кусок в руку, помял, повертел и, вернув обратно, спросил:
– Это какой-то тест, да?
– Какой тест? – не поняла я.
– Вам лучше знать, – произнес Пашкевич. – Знания мои в области строительных смесей проверить или отпечатки пальцев получить. Я в этом не разбираюсь. Никогда в жизни криминальными историями не увлекался. Даже Агату Кристи не жалую.