Крымов умолк и поочередно оглядел всех сидящих за столом. Офицеры сидели, мрачно потупившись. Семей задумчиво водил вилкой по пустой тарелке. Молчание становилось тягостным. Первым не выдержал Андрей Бутов.
- Мне очень стыдно, товарищи, - сказал он. - Я даже не знаю, почему я не поступил так, как Стрешнев.
- И мне стыдно, - признался Семен. - Надо было сообразить и поддержать Матвея. И зря вы, товарищ командир, обошли нас. Нам надо быть ближе к матросам.
- Куда уж ближе? На лодке и так повернуться негде, - заметил Дубровский.
- Но это совсем не означает близости, - возразил Семен. - Я говорю о другом - о душевной близости.
- Правильно, - поддержал Семена Андрей Бутов. - У нас еще много ненормального во взаимоотношениях с матросами. Взять случай с Бодровым. Матрос увидел, что пьяный пристает к девушке, и заступился за нее. Попал в комендатуру за драку. Ну ладно, пусть в комендатуре не разобрались. А ведь мы-то могли разобраться, если бы поверили матросу, выслушали его. А мы его и слушать не захотели, потому что так уж повелось: если человек попал в комендатуру, то он безусловно виноват. Не доверяем мы еще людям. А напрасно! Они и сегодня показали, что заслуживают доверия и уважения.
- Я считаю, что у нас есть необходимость более обстоятельно поговорить об этом, - сказал Крымов. - После завтрака прошу всех быть на своих местах. Возможен выход в море.
* * *
Афонину стало хуже. В госпиталь срочно отправили группу отобранных врачом моряков.
Кровь взяли лишь у матроса Файзуллина и главного старшины Проценко. Кожу отдали матросы Ивонин, Шаров, Василенко, старший матрос Катрикадзе, старшина второй статьи Шухов и лейтенант Стрешнев.
Кожу брали с бедер. Рана заживала медленно, и почти две недели Матвей ходил с палочкой. Лодка ушла в море, и оставшиеся на берегу в первые дни с утра до вечера "забивали козла". Но скоро это всем надоело, и матросы заскучали. Матвей, оставшийся за старшего, не знал, чем их занять.
Кто-то принес в кубрик слух: в связи с сокращением флота часть лодок будет законсервирована.
- Брехня все это, - категорически заявил Проценко. - Что угодно будут консервировать, только не лодки. Ну, скажем, старые миноносцы или другую какую посуду, вроде "стотонников", но только не лодки. Это было бы просто глупостью.
- Не скажите, товарищ главный старшина, - возразил Ивонин. - Если всеобщее разоружение, то и лодки не нужны. Вон даже крейсера начали резать...
- Вы что же думаете, они там, - Проценко махнул рукой, - будут вооружаться, а мы одни будем разоружаться?
- А вот придет у них к власти новый президент, и они, может быть, согласятся на разоружение.
- Я в этом не уверен. Империалисты есть империалисты.
- Товарищ лейтенант, - обратился к Матвею матрос Ивонин, - а с тех кораблей, которые на консервацию поставят, матросов домой отпустят?
- Вам что, тоже домой захотелось? - спросил Матвей.
- Да ведь как сказать. Я - подводник, а мы еще нужны, парторг тут верно заметил, что глупо было бы нас распускать. Тут уж хочется нам или не хочется, а служить надо. Так что я про себя и не говорю. Я про других спрашиваю.
- А вы и про себя скажите, - попросил Матвей.
- Так ведь я уже сказал, товарищ лейтенант. Надо, - значит, надо.
- Я не о том. Домой-то хочется?
- Тянет, конечно. Руки вот, - Ивонин показал свои ручищи, - по работе истосковались. Я ведь по гражданской специальности - каменщик. Самая ходовая теперь специальность.
- Нынче всякая специальность ходовая, - заметил Проценко.
- Нет, не всякая, - возразил Ивонин. - Взять, к примеру, кондукторов. Выходят они из моды, автобусы-то нынче без кондукторов. Или - магазины без продавцов. А каменщики завсегда будут. Даже при коммунизме. Потому что заводы, дома и прочее строительство всегда будет.
- Скоро и дома из металла и пластмассы начнут строить. Сборные, легких конструкций.
- Когда это еще будет. На мой век работы хватит. А не хватит переучусь...
Прислушиваясь к разговору матросов, Матвей подумал, что все они, в сущности, люди глубоко мирные. Но "надо, - значит, надо" - и служат. Хорошо, честно.
В дверь просунулась голова дневального:
- Товарищ лейтенант, вас к телефону!
Звонила палатная сестра, ухаживающая за Афониным.
- Что случилось? - встревоженно спросил Матвей.
- Ничего не случилось, не волнуйтесь, - успокоила сестра. - Ему немного лучше. Но, видите ли, какое дело: ему сейчас надо принимать очень много жидкости, а он почти не пьет. В таких случаях рекомендуется пиво. А пиво, сами понимаете, не предусмотрено нормами снабжения госпиталя. Я хотела сама купить, но в городе пива нет. Говорят, что бывает в вагон-ресторане ленинградского поезда.
- Когда он приходит?
- В девятнадцать пятьдесят.
- Хорошо, я вечером приду.
Матвей позвонил начальнику политотдела, но того не было - ушел в море. Комбриг оказался на месте и, выслушав Матвея, сказал:
- Возьмите мою машину. Шофер вам поможет. Передайте Афонину, что я к нему часов в десять заеду - раньше никак не смогу.
До прихода поезда оставалось более часа и Матвей решил заехать к Люсе. Все эти дни, оставшись за старшего, он никак не мог вырваться в город.
У Люси был свободный от занятий вечер, она оказалась дома.
- Вы? - удивилась она, открывая дверь.
- Не ожидали?
- Признаться, нет. Но рада вас видеть. Проходите.
- Извините, некогда. Я спешу на вокзал. Поедемте вместе, а то боюсь, что у нас другого времени не будет, а в ближайшую неделю я не смогу выбраться в город.
- Но я не одета.
- А, пустяки. Идемте.
Когда шли к машине, Люся, заметив, что Матвей прихрамывает, спросила:
- А что у вас с ногой?
- Так, пустяки. Растяжение. Как поживает чета Курбатовых?
- А вы у них давно не были?
- С тех пор как мы с вами там встретились.
- Так вы ничего не знаете? Алексей получил орден. Правда, не говорит, за что.
- Надо будет зайти поздравить.
- Завтра у Симы свободный вечер, и Алексей, вероятно, будет дома.
- А вы там будете? Я очень хочу, чтобы вы тоже пришли.
- Ну, если очень, - Люся улыбнулась, - то, может, и приду. Но вы же говорили, что не сможете еще целую неделю выбраться.
- Ну, ради такого случая постараюсь.
- Ради какого? - Она внимательно посмотрела на Матвея.
- И ради ордена и ради вас, - ответил он прямо. - Честно говоря, я скучал без вас.
- Не надо об этом, - тихо попросила она.
- Вы мне не верите?
- Я бы хотела вам верить. Но боюсь.
- Чего?
Она не ответила. То ли не захотела, то ли не успела: они уже подъехали к вокзалу.
Вскоре подошел поезд. Директор ресторана, молодой розовощекий верзила, долго не соглашался продать ящик пива. Матвей терпеливо объяснял ему, что пиво нужно для лечения. Директор не хотел верить такому объяснению, но тут подошла официантка и спросила:
- Ожог?
- Да.
- При ожогах пиво действительно полезно, иногда даже необходимо.
Оказалось, что официантка раньше работала медсестрой. Директор приказал буфетчице отпустить ящик пива и даже сам отнес его в машину.
* * *
...Белый-белый сверток. Только две щели: одна для глаз, другая для рта.
Афонин похож на новорожденного: забинтованный с головы до ног, беспомощный. Сестра с ложечки кормила его манной кашей. Увидев Матвея, Афонин попытался улыбнуться.
Сестра пожаловалась, что больной плохо ест. Матвей открыл пиво и заставил Афонина выпить целую бутылку Ц доесть кашу.
- Ну вот и молодец, - похвалил он матроса.