Арахнид не обиделся:
— Ты будешь не только в банке, ты будешь еще и тем, кем мы захотим тебя видеть! Мы не оставим твою память, чтобы ты снова не устроил электронные Содом и Гоморру.
Я сглотнул ком в горле, знали б, чего мне это стоило. Уронил как можно небрежнее:
— И что вы придумали?
Под куполом эхо подхватило страшный шорох, с дрожью я узнал в нем ехидный смех. Арахнид ответил, давясь весельем:
— Ложная память.
— Что?
— Декаденты уверены, что нет у человека будущего, кроме растворения в почве и наполнения своей плотью желудков червей. Они уверены, что нет у людей и прошлого, ибо просыпаясь, нельзя быть уверенным в том, что вчерашний день не сон.
Произнося будто нараспев, арахнид страстно покачивался на восьми мохнатых лапках. А когда закончил, мне показалось, что в его улыбке отразилась смерть:
— Мы вытрем твою память, как вытирает бармен со стойки блевотину портовой рвани! Каждый миг ты будешь новым существом, с написанной нами историей. Цифровой дух, Сетевой Дьявол — ты станешь живой мистерией и пустотой одновременно. До тех пор, пока мы не получим все, что нам нужно.
Тварь с сатанинской вежливостью развела руками:
— Потом, возможно, я разрешу тебе, цифровой джинн, убить себя, чтобы не занимать место на диске… ну, что теперь скажешь?
— Не люблю декадентов. Все их творчество похоже на инфантильные жалобы.
Арахнид раскрыл пасть для ответа, но голос Януса перебил с нетерпением:
— Начинайте!
Мягкий свет зала скрыла собой черная пустота виртуального шлема. Я с холодком подумал, что скоро она превратится в несуществующий мир. В обман, страшнее наркотического трипа. Беспросветнее религиозных заблуждений. И в этой вечности я исчезну окончательно…
«Интересно, — пронеслась неуместная мысль, — а что станет с Петром?»
Кресло мягко задрожало, спинка стала опускаться, а я будто падал вместе с ней — падал спиной в пропасть. Страх высоты снова накрыл меня с головой, вышиб холодный пот.
Где-то рядом слышатся негромкие команды, переговоры:
— Каждый шаг должен быть записан.
— Понял.
— Для начала мы просто просканируем сигнал с чип-паспорта. Без соединения с Сетью.
— Принято.
— Дублирование сигнала должно идти на сервер. Пусть потом займутся изучением и моделированием ситуации…
Голоса издалека. Беспощадные хирурги готовятся ампутировать мою личность.
— Первый блок готов.
— Карантинный режим запущен.
— Симулятор функционирует.
— Начали…
Вспышка!
Люминофорный вихрь подхватил меня, чтобы вместо страны Оз сбросить в бесконечный колодец кроличьей норы.
Ощущение полета, космический холод…
С электронным стоном я обрушился в Сеть, как абортированный плод рилайфа. В ее морозной дымке растворилось настоящее, исчез приемный покой «Лабораторий», стихли звуки.
«Что, доигрался, сволочь?!»
Темнота часто вспыхивает флэшбэками из памяти, скрежещущий звук ржавого ножа по натянутым нервам.
«Будь ты проклят, идиот упрямый! Из-за тебя мы погибнем оба!»
Впервые я воспринимаю виртуальность так странно. Я не падаю в нее, я в ней не живу, я… я с ней соединяюсь! Словно чувствую цифровое пространство, как чувствует его компьютерная техника, определяя по сигналам «свой-чужой». И в то же время я погружен в это темное болото. Странное расщепление личности…
«Да проснись же ты, урод вонючий! Проснись, проснись, проснись!»
Петр!
Вот в чем дело! Это его разум погружен в виртуальность! А я в это время исполняю роль стороннего наблюдателя. Разве может усыпить Сетевого Дьявола Сеть?!
«Наконец-то додумался! — рычит проснувшаяся личность моего убийцы. — Траханый дебил, тугодумная скотина…»
«Заткнись, — шепчу я. — Умолкни».
Петр послушно замолкает, и мне это напоминает мою вышколенную систему для серфинга в Сети. Такая ассоциация окончательно успокаивает меня, и я начинаю оглядываться.
Нет, все бесполезно… вокруг тьма. Вязкий кисель, из которого не выбраться даже мне. Впрочем, почему «даже»? Ведь я Сетевой Дьявол, я и должен жить в виртуальности.
«Ты не Сетевой Дьявол, ты гребаный псих!»
«Это ты псих, ведь это у тебя в голове чужой голос».
«Сделай что-нибудь!»
«Что?»
«Придумай, ты же…»
«Тихо! Что это?»
Это напоминает шепот в огромном пустом здании. Вроде бы и слышишь слова, но определить их направление нельзя — слишком искажен звук тысячекратным эхом.
«Это ловушка! — кричит Петр. — Слышишь, не ведись! Это западня!»
Однако я плыву на звук. Больше ничто не имеет значения, мне отсюда не выбраться и уже все равно.