Беру твою руку в свою… Ты забираешь свою руку… Прощаясь, я так же зло отгавкал, что да, мол, сенситив, в отличии от тебя, колоды бесчувственной.
Ты гавкнула голосищем своим противнючим: «Больше не звони!», схватила сумку, я же перепрыгнул на другую сторону по ходу стирая твой ненавистный номер дико сожалея, что не сообразил запустить мобильник в твою тупую кудрявую балду. Через час телефонная трель вывела из ступора одиноко сидящего беспрерывно курящего тонкие дамские сигареты с ментолом немолодого, враз осувшегося и постаревшего человека. Игореша… Игореша.. так меня называли считаные женщины… Тогда ты произнесла это сладкое слово в первый и последний раз. Тогда же и укорила. Ну нельзя же быть таким чувствительным…
Я печатаю на кухне, так мне комфортнее не только от того, что жратва да кофе под рукой, никуда идти не надо, ни на что не отвлекаться, часы, опять же на стене знай себе, тихо тикают. Слышу их бамканье в ночи с субботы на воскресенье. Закрываю глаза, откидываюсь. Сходить, что ли, куда… Нервы успокоить. Нервы, сказать надобно – ну просто ни к черту!
«А что ты делал в Москве?». Надо же, а я то думал, ты прочла. Открываю комод белой березы и протягиваю отчет о проделаной работе. И ты углубилась в чтение. А я отошел себе к окну да поглядываю. О, что мы видим! О, что мы лицезреем! Да ты не такая то – простая штучка, асексуальная, холодная, вытесаная из дубья, гранита, мрамора, куска порды горной скалистой железная женщина с каменюкой за пазухой заместо сердца. Ты даже в лице переменилась и попросила среди дня, чего отродясь не бывало, сигаретку. Может воды? Не имею привычки (а жаль) заглядывать через плечо, но мне показалось тебя заинтриговало одно место. Я, и девушка что на фото. Место, где описываеся пляска теней. Как ты думаешь, оно удалось? Мне понравилось, высший пилотаж, безукоризненное исполнение, секс, возведенный в ранг искусства, триумф, торжище Эроса. Заснять бы, практикуется и такая услуга. Нет такой услуги, которая бы не практиковалась… интересно, с какими чувствами я бы лицезрел эту запись? Ты? Да ладно, как нибудь в следующий раз, какие наши годы…
Кстати, все ниже и вышеописываемое, помимо простительных поэтических вольностей любителя бумагомарателя строго документально, на уровне милицейского протокола. А знаешь, почему укладываясь баиньки дитя это обняло, прижалось ко мне, дыханием обдало. Меня, по ставнению с ней, ну ты и сама знаешь, не к чему лишний раз в календарь на ночь глядеть…
Да, оно так и есть, с возрастом тянет на молодых. Так же как и женщин на мужчин. У них есть нечто, чего нет у женщин после, еще сохранен аромат тела, тот совершенно дивный, потрясающий запах, дурман, ни с чем не сравнимый аромат душистого детского тела, с возрастом переходящий в смердящий запах старческих немощей и сырой могильной земли.
Я люблю, а кто не любит? погудеть в компании. В моих краях еще не все перемерли, и когда я при деньгах, как ни странно – бывает и такое, то всегда прихватываю их и мы пускаемся в загул. О, это зрелище еще то!
А пока все идет чередом своим, мы встречаемся, сиживаем, общаемся, свыклись, привыкли, появилась некая зависимость друг в друге, когда я не вижу тебя несколько дней, то начинаю томиться, скучать, мне чего – то не хватает, я просто не нахожу себе места. В наши платонические отношения вмешивается природа. «Ты весь дрожишь». «Так от тебя и дрожу». «Сходи куда нибудь…». И тогда я понял, что попал в любовно – сумасшедший капкан, ловушку, западню, из которой подобру поздорову мне не выбраться.
Весна, время пробуждения надежд, любви, жизни самой биение… Самая страшная и счастивая весна. «Сходи куда нибудь…». Всегда занимал дурацкий вопрос. Вот откуда оно берется во время сексуальных загулов и куда девается оно же когда чуть ли не годами сушишь весла? Неужели и тут нервы? Куда ни кинь – всюду нервы! Все болезни от нервов! Один сифон от удовольствия. Опять несправедливость. Куда не кинь – несправедливости одни. А делать то что? Ты мне шепнула на ушко как ты выходишь когда тебе приспичит, а кто сомневался, старо как мир, думаю ты шепнула мне далеко не всё, ведь мы так мало знакомы… А как же быть мне, мне как выходить из положения?!
Исчезли: эрреции, поллюции, либидо, причем в одночасье всё. Из заменили: утренняя боль головная, сухость во рту не считая перегара запаха, дрожание членов всех одномоментное опять же в одночасье. Вот вы к примеру в Гималаях что в Китае, на вахте гауптической что на Садовой, корабле космическом что в пустоте космической соответственно, кутузке поселка городского типа с названием поэтическим что в Смородиново, на льдине дрейфующей что в океане Северном Ледовитом, ложе послеоперационном будь то где… тогда понятна мысль ваша работающая в одном направлении правильном – убрать ноги подобру поздорову что с вершины горной, что с корабля космического, что с кутузки поэтической, что со льдины дрейфующей, что с ложа послеоперационного… Сознание ваше, по себе сужу опять же, не будет смертельно отягощено видениями сексуалистическими от которых проку всё равно чуть. Но! Мысли ваши просветленные тут же заработают на оборотах «самый полный вперед!» в режиме титаническом как только вы очутитесь в пивной что на Садовой, ЯМЕ, НЕВСКОМ, или на худой конец в том же приснопамятном задрипаном ПРИМОРСКОМ. Мы думаем об этом неосознано, подсознано, денно, нощно – всю жизнь, мужчины и женщины, короли и шуты ихние, миллиардеры и нищие, красавцы и уроды, гении и идиоты, эпикурейцы и аскеты, думаем больше чем голодный о куске хлеба, а страждущий о глотке воды, ибо существо человеческое и сущность его есть не что иное как сгусток протоплазмы, скопищем истекающих выделениями клеток, облеченных в непроницаемую внешне, но раздираемую внутренними противоречиями именуемыми страстями оболочку, которые правят миром, а что касается отдельно взятого индивидуума, вроде меня – его судьбой.