А еще в наше время боятся драматических событий. В результате нас захлестнул поток скучнейших рассказов, в которых ничего не происходит. Полагаю, Чехов, быть может, и за это в ответе. Он писал: «Люди не отправляются к Северному полюсу, не срываются с айсбергов, они ходят в контору, ссорятся с женами, едят щи». Но люди отправляются к Северному полюсу, а если и не срываются с айсбергов, то сталкиваются с не менее опасными ситуациями; и нет причин, по которым писатель не может написать такой же хороший рассказ об этих людях, как о тех, кто ест щи. Совершенно очевидно, что недостаточно просто ходить на работу, ссориться с женой и есть щи. Да Чехов, разумеется, и не считал, что этого достаточно. Для того, чтобы рассказ вообще получился, эти люди должны украсть казенные деньги, убить жену или уйти от нее, а когда они едят щи, то делают это с определенным чувством и со значением. И щи становятся символом либо радостей домашнего очага, либо скуки несостоявшейся жизни. Поедание щей может быть столь же трагичным, как и падение с айсберга. И столь же необычным. Просто дело в том, что Чехов, как и большинство других писателей (ведь все они люди!), был склонен считать: то, что умеешь делать лучше всего, более всего достойно быть сделанным.
Недавно я прочел статью о том, как писать хорошие рассказы. Некоторые советы автора были полезны, но главный тезис, по моему убеждению, был ошибочен. В статье утверждалось, что «фокусом» рассказа является построение характера, а все события сочиняются лишь затем, чтобы «оживить» личность героя. Как ни странно, несколько ранее автор статьи заметила, что притчи — лучшие рассказы, какие когда-либо были написаны. Думаю, однако, будет непросто описать характеры блудного сына и его брата или доброго самаритянина и человека, которому он помог. Все они лишь условные типы — и нам остается только гадать, что это были за люди; ведь сообщены о них только самые необходимые факты, нужные для прояснения морали притчи. Примерно в таком же положении находится и новеллист. У него нет возможности обстоятельно описать характер и дать его в развитии; он может лишь наметить наиболее яркие черты характера, которые сделают его живым и придадут рассказу правдоподобие.
Испокон веков люди собирались вокруг костров или на базарной площади, чтобы послушать рассказчика. Желание слушать рассказы так же глубоко гнездится в природе человека, как и чувство собственности. Я всегда считал себя всего лишь рассказчиком. Рассказывание историй развлекало меня, и я рассказал их великое множество. Для меня большое несчастье, что рассказывание историй ради самих историй — занятие, которое не в чести у интеллигенции. Но я намерен мужественно перенести это несчастье.