— Спаси, Господи! — сказал. — Тяжесть ты с души, Марковна, сняла. С глаз — слепоту печальную. Спаси, Господи!
— Силён Христос и нас не покинет... — ответила Настасья Марковна и слезинку смахнула со щеки. — Поди, поди в церковь, Петрович! Обличай блудню еретическую!
Ещё раз поклонился ей Аввакум.
А весной, как только открылись реки, поплыли дальше.
Уже ничего не боялся Аввакум. Ни сибирской быстрины речной, ни войны, вставшей тогда на Оби и Иртыше... Чего опасаться? Всё в руках Божиих...
Ещё два года пути оставалось до Москвы. Три года заняла обратная дорога. А в Даурию пять лет, против воды, плыл протопоп. В такую вот несусветную даль попасть угораздило. Много про то говорить...
Пока плыли по Оби, часто видели по берегам верховых татар в островерхих шапках. Вооружённые луками, выскакивали они на берег и снова скрывались в лесу.
«Вываляй виноземных руках... — запишет девять лет спустя в своём «Житии» Аввакум. — На Оби, великой реке, предо мною 20 человек погубили християн... А я, не ведаючи, и приехал к ним и, приехав, к берегу пристал: оне с луками и обскочили нас. Я-су, вышед, обниматца с ними, што с чернцами, а сам говорю: «Христос со мною, а с вами той же!» И оне до меня и добры стали и жены своя к жене моей привели. Жена моя также с ними лицемеритца, как в мире лесть совершается; и бабы удобрилися. И мы-то уж знаем: как бабы бывают добры, так и всё о Христе бывает добро. Спрятали мужики луки и стрелы своя, торговать со мною стали... Приехал на Верхотурье, — Иван Богданович Камынин, друг мой, дивится же мне: «Как ты, протопоп, проехал?» А я говорю: «Христос меня пронёс, и Пречистая Богородица провела; я не боюсь никово; одново боюсь Христа».
Глава шестая
1
ятый год вдовствовала Русская Церковь... Пятый год медлил государь, не зная, что сотворить. Шли челобитные, звучали голоса — все торопили государя с решением. Недавно сообщили из Приказа тайных дел, что взяли на допрос сумасшедшего монаха Арсена, возомнившего себя Схарией. Под пыткой открыл монах шифр, которым писал о делах церковных в чёрной тетради. Среди прочего и про государя было писано там. Дивился безумный монах, что внял государь челобитию Славинецкого. Писал, что помощника государь обрёл себе в Паисии Лигариде, подозрительном и недостойном иерархе.
Ведавший Тайным приказом боярин добавил тут, что по ходатайству Паисия Лигарида и был взят безумный монах. Сообщил Газский митрополит, что приходил к нему Арсен от патриарха Никона, говорил безумные и дерзкие речи, советовался, нельзя ли Никону в соответствии с правилами Сардикийского Собора отдаться на суд Римского Папы. Когда же разъяснил Паисий, что эти правила касаются только епископов Сардикийской области, засмеялся Арсен в лицо митрополиту.
Алексей Михайлович выслушал главу Тайного приказа внимательно. Многое уже было известно ему. Про Арсена тоже. Почти в каждой челобитной опальных священников поминалось это имя. Да и не опальные иерархи жаловались, что с тех пор, как поставил Никон во главе Печатного двора Арсена Грека, каждый год служебники выходят с новыми исправлениями, и по какому теперь служить, неведомо.
Указал государь, чтобы взяли отписку с Печатного двора, какие книги и с какими исправлениями делались там при патриархе Никоне. Заодно указал, чтобы провели ревизию патриаршего хозяйства. Чего взял Никон, кому и чего давал, чего ему с монастырей посылают...
Видел государь, что повеселел ведавший Тайным приказом боярин. Небось думал, что глаза царю открыл. Не стал его переубеждать Алексей Михайлович. Только он всё это знал, всё понимал уже давно. Тут и понимать нечего. Нестерпимо на вдовство Русской Церкви смотреть, надо что-то делать, только вот как приступить к этому делу? С какой стороны?
Глупости про государя сумасшедший монах наплёл, глупости и бояре думают, будто государя дружба с Никоном стесняет. Пустое это... Через другое не мог переступить Алексей Михайлович.
Любовь к Православной Церкви у Алексея Михайловича проста и безыскусна была. Молиться любил государь, службу церковную любил и никогда не отягчал своей молитвенной радости раздумьями, какой иерей службу ведёт. Лишь бы служил как положено. Коли же допускал ошибку, прилюдно мог государь иерея того обругать, но как только поправлялся иерей, так и раздражение в государе проходило, и раскаивался уже государь, что обидел человека. Всё просто было. Всё в простоте душевной, как и положено в Церкви Православной, совершалось. И не дивно было, что святые наяву Алексею Михайловичу являлись, оберегали, спасали государя всея Великия, Малыя и Белыя Руси...