— В случае отказа тебе придется покинуть мой дом.
— Покинуть?! Моя добрая, умная, справедливая госпожа, — испугался он, — не гони меня! Сделай меня последним носильщиком, но оставь при себе.
— Так почему ты не хочешь жениться? Чем вызван твой отказ? — недоумевала она. — Или ты женоненавистник?
— Я раб, — потупился он. — Рабы не заключают браков.
Юлия недовольно повысила голос:
— Ума не приложу, что с тобой делать. Иди и подумай. Феба, к примеру, прекрасная девушка.
Госпожа не захотела продолжать разговор.
16.
Весь вечер Юлия была погружена в глубокую задумчивость и даже не стала рассказывать сыну сказку, хотя тот просил. Волнение, наполнявшее её в присутствии Евдокса и заставлявшее желать новых встреч, давно тревожило женщину. Да, он прекрасен, но мраморные изваяния бывают ещё совершеннее, - в чём же дело? Почему всякий раз, когда она видит его, её наполняет волнение? Его лицо всё время стоит перед её мысленным взором. Если так пойдет дальше, не она будет его госпожой, но он станет ее господином. С этим надо покончить. Пусть женится, и как можно скорее. Впрочем, есть еще один выход. Мысль отпустить своего раба на волю уже приходила ей в голову. Этот человек не годился для рабства. Пусть уйдёт из её жизни. Став свободным, он уйдет навсегда и оставит её в покое. Не чувствуя постоянно его присутствие в доме, она успокоится и опять будет влачить свое скучное существование, погруженная в неизбывную печаль по навсегда исчезнувшим дорогим людям, вечно на острие меча из-за проклятия рождения от корня Цезарей.
Госпожа спросила у доверенных слуг, как смотрят они на удаление Евдокса из дома под видом освобождения. Протоген одобрил намерение хозяйки: вольноотпущенником атлет, без сомнения, принесет им больше дохода, выступая в цирке. Пармен тоже склонялся к мысли, что атлету место где угодно, а не во вдовьем доме. Юлия больше не колебалась. Она часто освобождала кого-нибудь из своих многочисленных рабов, заботливо обеспечивая их и помогая устроиться в новой жизни; если бы не подрастающий сын, для которого следовало хранить наследственное добро, она проявляла бы еще большую щедрость. Что рабство противно человеческой природе, подсказали ей собственные чувства, а отнюдь не писания Сенеки и других философов. Итак, она даст вольную атлету. При мысли о том, что она дарует счастье свободы этому большому, доброму, сильному, но беззащитному человеку, ее охватила тайная радость. Она освободит его! Он уйдет, благословляя госпожу, и она вздохнёт наконец спокойно .
В те дни из Рима пришла весть, что дядя Юлии пятидесятилетний Тиберий Клавдий Нерон, разведясь с женой, тут же снова собрался жениться. Более жалкого существа, чем брат ее матери, придурковатый и косноязычный от рождения, трудно было представить. На Палатине он слыл шутом, и каждый лизоблюд Гая чувствовал себя вправе издеваться над беднягой. Узнав имя невесты , а это была Мессалина, дочь Домиции Лепиды, Юлия прониклась ещё большим сочувствием к своему несчастному дяде: у матери и дочери была самая дурная слава. От души жалея дядю, Юлия сочла долгом присутствовать на его свадьбе.
Заранее объявив дома о поездке в Рим, она принялась собираться в дорогу. Домашние встревожились. Ее остерегали не полагаться особо на родственников, но позаботиться о собственной безопасности; Приска советовала взять с собой побольше телохранителей. Внезапная мысль пришла Юлии, и она вдруг распорядилась включить в отряд телохранителей Евдокса.
Отправились поутру большим поездом: госпожу сопровождало десятка три слуг. У Бландов, к роду которых принадлежал покойный муж Юлии, в Риме был дом, но Юлия никогда в нем не жила и нынче не велела делать там никаких приготовлений: она рассчитывала остановиться у дяди. Был у неё одно намерение , хранимое ею в тайне от всех.
Евдокс шел с телохранителями и был счастлив. Видеть госпожу, охранять ее — что может быть лучше? Осторожно отодвинув занавеску, она иногда смотрела на него, не в силах наглядеться. Одетый нарядно, как все ее телохранители, и вооруженный мечом в красивых ножнах, он был великолепен, как Геркулес. Любуясь его мускулистым телом и загорелым, в капельках пота, лицом, таким мужественным и одновременно таким добродушным, Юлия твердила про себя, что такой человек не может быть рабом. Освободить его — и пусть уходит в новую жизнь.
Она пыталась думать о своем несчастном дяде и его новом браке. Женить старого больного человека на пятнадцатилетней девушке! Бешеное честолюбие Домиции, матери невесты, было широко известно: Клавдий – ближайший родственник Цезаря. Как она добилась разрешения на этот брак? Куда дели Петину, прежнюю жену? И почему не возражали сестры Гая? Говорят, сестры уже не пользуются прежним почетом у Цезаря. Он же совсем потерял разум...