— Ступай. — Ему показалось, что она недовольна. — Теперь ты свободный человек. Можешь хоть сейчас уйти куда захочется.
Так это правда? Он внезапно получил свободу? Великое событие, о котором он столько мечтал, свершилось так просто и быстро, что атлет не находил слов. Покинув триклиний , он побрёл по дому к выходу, где сел на прежнее место, стараясь успокоиться. Ярко освещенный триклиний, знатные господа у стола; статная женщина в темной одежде, ее огромные, сумрачные глаза - всё это стояли перед мысленным взором, не давая успокоиться. . Итак, он свободен. Достаточно было одного слова Юлии и легкого ее мановения, чтобы он обрел то, к чему тщетно стремился много лет. Но радости не было. Рука госпожи одним взмахом ввергла его в какую-то новую жизнь, оборвав милую сердцу нынешнюю, — но ведь даже эта щедрая рука, не в силах стереть с него клеймо бывшего раба, которое он всё равно будет носить до конца жизни. Уйти ? Как порвать те незримые, но прочные нити, привязывавшие его к Риму… нет,к дому Юлии!? Как уйти от нее, даже если она желала его ухода?
На обратном пути в Тибуры Евдокс, шагавший среди телохранителей, был задумчив, и Юлия, не выдержав, подозвала его к своей повозке.
— Почему ты не захотел остаться в городе? — приветливо осведомилась она. — Ведь ты теперь свободный человек и вправе поступать по своей воле.
При виде ее улыбки он просиял:
— Моя воля, воля свободного человека, вернуться в Тибуры, госпожа.
- Ах да... Я велю Протогену дать тебе на первое время немного денег. А потом ты и сам заработаешь— немного смутившись, отозвалась она. — Теперь ты сможешь выступать в цирке как свободный человек, за деньги…а то открыть школу гимнастики, либо что-нибудь еще...
Его лицо все больше вытягивалось.
— Значит, я должен уйти из твоего дома? -— наконец осведомился он. — Или мне уже не найдется дела в Тибурах?
— Как? Тебе не хочется на свободу? — растерялась она.
Он настолько осмелел, что положил руку на край повозки:
— Моя свобода рядом с тобой и твоими единоверцами. Везде , для всех и навсегда я останусь бывшим рабом, и только в твоем доме — свободный человек.
Юлия надолго замолчала. Он шел рядом, держась за край повозки; ее рука лежала невдалеке. Взволнованные, оба длили эти мгновения.
— Ты полюбил нашего Бога? — наконец спросила она.
— Да, — горячо откликнулся он. — Я полюбил Иисуса Христа уже давно, и хотя пока мало знаю, но сердцем верю в чудо Его пришествия.
— Всё это слишком важно, Евдокс, — тихо откликнулась она. — Оставайся в Тибурах, если хочешь. Ты узнаешь всё, что знаем мы. Но помни, любовь к Богу должна заполнить всю душу. Она больше любой другой любви.
Она разрешила остаться! Подняв голову и дыша полной грудью, он радостно озирал чудесно преобразившийся мир.
18.
Новость об освобождении Евдокса быстро разнеслась по дому Юлии, и многие приходили поздравить его, любопытствуя о дальнейших намерениях атлета. Он объяснял, что ничего не изменится, он остается прокуратором сторожей и будет трудиться, как всегда. Отпущенники Юлии часто предпочитали оставаться в ее доме, так что намерение Евдокса никого не удивило, однако то, что он долго ещё пробудет в сторожах, вызывало сомнение: Никепор отсутствовал, Юстина не справлялась с ведением дома, а Евдокс как нельзя лучшее подошёл бы к должности домоправителя.
Сам атлет радостно раздумывал, какое божество благодарить за свое освобождение. Когда-то он почитал Юпитера Величайшего, верил в его могущество и приносил ему кровавые жертвы. Те времена давно прошли.Ныне, глядя на изображению божества, он с грустным удивлением понял, что видит перед собой лишь раскрашенный камень, который не будит в нем никаких чувств — ни почтения, ни веры, ни трепета. Невольно вспомнился Пармен , утверждавший, что римские боги — всего лишь бесенята; есть среди них и добрые духи, но все они ничто перед истинным Творцом. В храме Евдокс постоял перед каменным Юпитером, но, поняв, что произнесет слова молитвы без души, а, значит, осквернится, поклоняясь низшей силе, раздумал. Вспомнив, что в бытность цирковым атлетом он чтил Фортуну циркачей, он решил поблагодарить на худой конец хоть её – но не совершил и этого. Не она, но Юлия, добрая госпожа, была источником его нынешнего счастья - непостижимая, недосягаемая , желанная Юлия.
Настал день, когда госпожа захотела продолжить рассказ о своем пребывании в Палестине. Вечером желавшие послушать, а их было много, снова собрались в обширном атрии.
— В прошлый раз я рассказывала вам, мои дорогие, как мне довелось побывать в гостях у тетрарха иудейского Ирода Антипы. Теперь послушайте, как мне выпало счастье бедовать с людьми, воочию видевшими Пресветлого Спасителя мира и человеков... — Юлия говорила медленно и раздумчиво, уйдя воспоминаниями в прошлое; собравшиеся молча внимали.