Тому было недосуг: у домоправителя всегда дел по горло.
— Сам понимаю, что учить мальчишек кувыркаться для тебя не работа, — ворчливо отозвался он. — Займись-ка нашими сторожами. Скажи Мирону, что я назначил тебя прокуратором у них.
Мирон оказался привратником — не тем, что сидел у входа в дом, а главным, обитающим в сторожке возле ворот усадьбы.
— Прокуратор? Теперь сразу каморку получишь, — заворчал он. — А за какие заслуги? Некоторые тебя получше, а спят вповалку. И мальчишка твой, проезжая вчера, задел колесом за ворота, осталась царапина. А сейчас уже швырял камнями в голубей, а среди них есть такие, что дороже его.
Евдокс обещал отодрать за уши Фортуната, однако Мирон насупился еще больше.
5.
Охрана дома входила в круг главных забот домоправителя, и , начав осваивать новую должность, Евдокс сразу увидел, что охраняется дом плохо. Окруженный садом и службами он стоял в удалении от городка; местность вокруг была довольно пустынной, а сторожа все подобрались хромые, подслеповатые, немощные либо пьющие. Оказывается, на эту работу Никепор назначал слуг, ни к чему иному не годных.
— Что из того? :— удивился домоправитель. — Сторожам лишь надо поднять тревогу, если полезет вор; у нас полно здоровых мужчин.
Осмотрев ограды, ворота, калитки, Евдокс убедился, что не только на усадьбу, но и в дом легко проникнуть постороннему. В одном месте садовой стены был даже сделан перелаз: здесь, по словам Никепора, встречалась молодежь для любовных дел. При осмотре замков и запоров Евдоксу пришлось не раз разводить руками: все держалось на честном слове; петли, скобы, скважины заржавели, допотопные замки открывались ножом, — так что даже Никепор вынужден был признать их ненадежность. Доверчивая госпожа жила с дверьми нараспашку.
Новый прокуратор взялся за дело. Хилых сторожей он потребовал заменить. Своих подчиненных разделил на два отряда, дневной и ночной, и ввел для каждого свои правила. Любовный перелаз заложил камнями, калитки починил, — но это было только начало: он стал хлопотать о возведении новых стен и замене всех наружных дверей на более прочные. По его просьбе диспенсатор выделил нужные деньги, на которые было закуплено много новейших замков. В доме началась хлопотливая работа: не только у кладовых и погребов, но и у всех шкафов, ларей и сундуков меняли замки. Никепор, довольный деятельностью своего выдвиженца, тем не менее ворчливо заметил, что ставить замки повсюду вроде бы ни к чему, воровства в доме нет, народ честный, на что Евдокс заметил:
— С замками станет еще честней.
Был сделан запрос хозяйке, и Юлия благосклонно разрешила вешать повсюду замки.
Евдокс трудился от избытка сил. Каждое утро, просыпаясь, он невольно вспоминал, что во время молебствия увидит свою госпожу, и на душе у него становилось тепло. От воли этой молчаливой, сдержанной женщины в черном вдовьем покрывале зависело благоденствие нескольких сотен людей, и воля эта была добра. Он всё более убеждался, что, несмотря на внешнюю строгость, госпожа была чрезвычайно снисходительна, и это ее свойство как-то по-особому трогало его. Он уже знал, что свои траурные одежды она надела
не после недавней смерти мужа, но еще в молодости, потеряв мать. Юлия - внучка Цезаря Тиберия, она была очень богата; множество ее имений, разбросанных по Италии и провинциям, большие владения в Египте приносили огромный доход. Сама она делами не занималась; управители имений сносились с диспенсатором и его конторой. Наряду с домоправителем Никепором и келарем Парменом, важнейшим лицом в доме являлся некий Протоген. Впрочем, были еще влиятельные женщины — властная старуха Юстина и пышнотелая, вялая Приска, но Евдокс не знал о размерах их власти.
По заведенному обычаю до обеда он занимался на палестре с. юнцами, а после полуденного отдыха приступал к исполнению обязанностей главы сторожей. Подчиненные слушались его, лишь Мирон вечно ходил насупленным.
— Такой уж человек, — объяснили Евдоксу. — Он да наш домашний палач, его дружок, — два сапога пара. Ты занял место, на которое он зарился, вот он и злится.