Она раскрыла свой замысел.Не довольствуясь домашней молельней, Юлия задумала построить в своих владениях храм во имя Иисуса Христа. Никому не запрещено в пределах Римской империи возводить храмы любому божеству, даже варварским Аетарте и Ваалу. А уж любимой племяннице Цезаря, у которой и средств с избытком, позволено всё.
Евдокс задумался. Ее намерение возвести храм понравилось ему. Никому в Риме еще не приходило такой простой мысли. А средств у Юлии и в самом деле было достаточно.
— Я устала, — устремив на него огромные, неподвижные глаза, говорила она. — Мне скоро сорок,. Могу я. прожить. оставшиеся годы так, как хочу?.
— На покое — это как? — попросил ок уточнения. - Ты — племянница Цезаря, — грустно напомнил он.
— Пустое, — отмахнулась она.- Это тяжкое бремя, однако оно не должно помешать…
- Помешать чему?
- Не знаю… Уехать далеко-далеко… туда, где ходил по земле и творил чудеса наш Господь…
— Ты — мать, — покачав головой, неумолимо напомнил он.
Она поникла. После молчания, вздохнув, Юлия заговорила вновь:
— Через восемь лет мой Плавт наденет тогу взрослого, и я тотчас передам ему всё наследство. Я жажду ничего не иметь. Как. ты! Если бы ты знал, как я устала...
-— Передать власть над рабами подростку? — встревожился он. — Нет, Юлия, оставь при себе все обязанности ещё на многие годы. Ты с ними родилась; от них тебе можно отречься только вместе с жизнью. Каждый да останется в своем звании.
Она уронила на колени руки ладонями вверх, жалобно глядя на него. Он видел, что сейчас перед ним сидит не самовластная госпожа, владеющая жизнями сотен людей, а растерянная и обессилевшая женщина. Но не понимал, что можно изменить, оставаясь жить в этом мире.
— Будь по-твоему, — наконец вздохнул он. —На время я тут останусь. Ты права: храм должен быть возведен.
Она поспешно опустила ресницы, желая скрыть сумасшедшую радость, зажегшуюся в глазах.
Их разговор оборвал Афенион, новый домоправитель Юлии, доложив, что в дом снова прибежал искать защиты чужой раб. Грек был раздражен: К ним всё время являлись беглые рабы, рассчитывая найти защиту племянницы Цезаря, известной своей снисходительностью. На этот раз приём беглеца мог поссорить Юлию со знатным соседом.
Евдокс, уже направлявшийся к выходу, приостановился:
— Как ты поступишь, госпожа? — полюбопытствовал он. Слова досады застыли у нее на устах.
— Как поступлю? Известно ли тебе, что я уже восстановила против себя всю округу? Не ведаю, что я должна сделать. Спрятать беглого? Ведь это все равно, что своровать. Купить? У меня сотни ненужных слуг. Попытаться усовестить владельца? Это невозможно.
— Стало быть, остается только прогнать несчастного.
— Я бы и прогнал, — вмешался домоправитель. — Последуй нашему совету, госпожа.
— Я только слабая женщина, Евдокс! — с обидой вскрикнула Юлия. — Раз ты пастырь, научи!
Вернувшись от двери, он приблизился к ней:
— Неправда, ты сильная. Так не отталкивай молящего.
Они долго и пристально смотрели друг на друга. Наконец Юлия повелительным голосом распорядилась:
— Афенион, сказать соседу, что его раб у нас; что я, Юлия, племянница Цезаря, прошу простить вину слуги и пожаловать ко мне на обед, где расплачусь за чужое имущество.
Домоправитель с неудовольствием удалился.
Евдокс ушел от Юлии, но мысли его остались с нею. Воистину, его место было здесь, в Тибурах, чтобы помогать благим замыслам госпожи. Она и в самом деле нуждалась в поддержке. Братья в Антиохии одобрят его намерение и простят задержку. Здесь появится храм; возле него соберется множество уверовавших; а, значит, будет тут и странноприимный дом, куда станут добираться люди издалека. Большое дело задумала Юлия и звала его в помощники, возвеличив почтенным званием пресвитера. Никем не ободряемая, вдохновляемая только великой любовью к Богу, на свой страх и риск она вершила новое дело. Нельзя было отказывать ей в помощи.
29.
Домочадцы Юлии отнеслись к Евдоксу в это его появление на редкость дружелюбно. Главные его недоброжелатели исчезли. Мирон давно был разжалован в скотники, Юстина не жила в Тибурах. Старые сплетни забылись. Человек бывалый и многое повидавший, он вызывал всеобщее любопытство. Он охотно рассказывал о своих путешествиях, и люди, нигде дальше окрестностей Рима не бывавшие, жадно ему внимали. С разрешения госпожи Евдокс начал устраивать вечерние беседы, и послушать его приходили даже люди со стороны. Юлия благосклонно взирала на это. Сама она тоже устраивала собрания, но лишь для молитв и благочестивых чтений, и приходили на ее беседы избранные. А к Евдоксу шли все. Он был из того же теста, что и слушатели, слово его оказывалось сердечнее и доходчивей. Иногда эти собрания посещала и сама госпожа; она скромно садилась в стороне, и слушатели, увлеченные рассказами Евдокса, часто забывали, что тихая женщина в черном — их хозяйка. Но не Евдокс. Какое бы многолюдство ни окружало его, когда рядом была Юлия, ему всегда казалось, что в помещении их только двое.