— Сказано: твори добро и удаляйся от зла, — напомнил он.
Юлия сжала руки:
— Если бы ты пережил гибель всех своих родственников, ты не смог бы ныне промолчать. Я напомню дяде, какие опасности он сам пережил в правление Гая, и буду молить его о милосердии к Юлии.
— Но если она действительно замешана в заговоре?
Юлия воскликнула с отчаянием:
— В доме Цезарей снова готовится убийство. Нет, не могу вынести этого.
Видя, что госпожу не удержишь, Евдокс опечалился; Благоразумие изменило Юлии, раз, забыв о своем намерении удалиться от мира, она рвалась в битву.
— Мой дядя добряк, — твердила она. — Но он слаб и во власти бесчестных людей. Моя обязанность — спасти его, спасти их всех. Нет, нет, Евдокс, не отговаривай меня: это внутрисемейное дело.
— Я поеду с тобой, — предложил он.
— А кто же станет тетешкать малышку Фебы? — не удержалась она от колкости.
Прибыв в Рим, Юлия прежде всего посетила Агриппину, надеясь уговорить родственницу отправиться на Палатин вдвоём. Та резко отказалась хлопотать за сестру.
— Она сама виновата,.
Не скрыв возмущения, Юлия удалилась.
К дяде её не допустили: Клавдий был якобы нездоров. Приняла ее Мессалина в присутствии Нарцисса. разодетая в пестрые шелка, увешанная сверкающими украшениями, молодая императрица держалась развязно и покровительственно. Нарцисс сидел в стороне, потупившись: он был осторожен и умен, этот вольноотпущенник Клавдия, перед которым заискивал сенат.
— Твоей тезке ничего не грозит, — хмуро морща узенький лоб, заверила Мессалина. — Разумеется, ее отправят подальше от Рима. На какой-нибудь островок.
— Вина ее доказана, благородная госпожа, — тихо подал голос Нарцисс. — У нас есть собственноручные письма Юлии к Скрибониану.
Тогда Юлия выразила желание увидеться с Клавдием. Нарцисс тут же пустился в путаные объяснения,— Я ни в чем не могу отказать любимой племяннице своего мужа, — вдруг сладко улыбнулась Мессалина. — Пойдем, дорогая Юлия. Я сама проведу тебя в спальню Цезаря.
Новая владычица Рима самодовольно шествовала по дворцу, выпятив толстый живот. «Какое счастье, —думала Юлия, — что Мессалина глупа , не занимается делами, и, значит,не сможет натворить больших бед».
Из-за двери спальни Цезаря доносился мощный храп: пьяный Клавдий спал.
— Видишь, дорогая Юлия, — с улыбкой проговорила Мессалина, приоткрыв дверь. — Цезарь отдыхает. Тебе все время не везет. Не огорчайся: я передам мужу, что у нас побывала его любимая племянница. Не смею тебя задерживать. Отправляйся к себе в Тибуры.
Мессалина упивалась своим всесилием, готовая унижать ее еще и еще.
--- Говорят, милая Юлия, в твоем доме опять появился тот атлет, что несколько лет назад завоевывал в цирке много наград. Я хочу увидеть его искусство. Вели ему прибыть в Рим для выступления в цирке.
Юлия смерила Мессалину пылающим взглядом и, ничего не ответив, пошла прочь.
На дворцовой лестнице ей повстречался Паллант. Они давно не виделись, и, не желая разговора с ним, она ускорила шаг. Вольноотпущенник почтительно посторонился, кланяясь племяннице Цезаря,и проводил её недобрым взглядом.
Не заезжая в Карины, Юлия отправилась к Помпонии. Та радостно расцеловала подругу. Расстроенная Юлия поведала ей о случившемся на Палатине без утайки — кроме последних слов Мессалины о Евдоксе, поразивших ее больнее всего.
— Уезжай домой, — посоветовала Помпония. — Больше ни ногой в Рим.
— Родная сестра отказалась хлопотать за несчастную! — возмущалась Юлия.
— Ты разве не знаешь? Нынче Агриппина в милости у Мессалины. Она отбила мужа у тетки Мессалины и преследует по суду ее мать, чем доставляет жене Цезаря большое удовольствие.
— И столь вздорная, злонравная женщина распоряжается на Палатине! — всплеснула руками Юлия. — Бедный дядя!
— Ты отвыкла от римского воздуха, милая Юлия, —вздохнула Помпония.
33.
Замечание Юлии о тетешканьи малышки Фебы, резкость ее голоса запали Евдоксу в память. Общество молодой матери и дитяти действительно неизменно радовало его, однако он не предполагал, что это придется госпоже не по душе. Сомнений не оставалось: Юлия ревновала. Обычная женская ревность, но к чему она? Значит, несмотря ни на что, даже на время, она продолжала лелеять недозволенные чувства, посетившие их так некстати. Открытие это было и приятно, и смущало: ведь для него, избравшего жизнь нищего проповедника, всё осталось в прошлом.
Фортунат, , настойчиво звал Евдокса посетить дом Никепора, где собирался уверовавший в Бога неприметный люд. Возможно, там, а не под крышей властной и строгой госпожи, было его место. Юлия со своей женской ревностью определённо станет помехой, способной разрушить давшийся ему так трудно душевный покой. Задерживаться в её доме опасно, он знал это с самого начала.