— Это уж для кого как. Для другого, быть может, в кулаке зажат, — он снова потянулся к кувшину и заботливо спросил у Мишеневой: — Ну, помощь требуется? Говори, не стесняйся.
— Спасибо, Валентин Иванович. Пока ничего не нужно.
Они сидели и беседовали о своих товарищах по работе. Валентин Иванович вспомнил первую встречу с Владимиром Ильичей.
— Видел его, когда в Уфу приезжал. Но только я тогда совсем несмышленым был. Слушал, что говорит, а много не понимал. Собрались тогда у ссыльного Крохмаля. Он потом уехал… Якутов посмелее был, спросил: «А кто он — этот приезжий?» — «Автор книги «Развитие капитализма в России», — важно ответил Крохмаль. Мы с Якутовым переглянулись: такой книги не читали…
— И Крупская была? — поинтересовалась Анюта.
— Да, и она была. Учителка и учителка. Такая остроглазая, во всех всматривалась, все примечала. Потом-то я узнал. Это Надежда Константиновна, жена Владимира Ильича.
Хаустов кашлянул, добавил:
— А когда пошла беседа, Ульянов спросил: «Не страшно будет бороться?» Якутов сказал: «Нам с Натальей, женой-то, никакая ссылка не страшна, нигде не пропадем. Руки везде прокормят». А Ульянов говорит: «Руки-то прокормят, но важно, очень важно о главной цели помнить, понимать ее… Ведь новую жизнь надлежит строить!»
Хаустов рассказывал, с каким интересом слушают его, когда читает своим кружковцам «Искру». А теперь газета давно не поступала, и рабочие все просят прочитать им что-нибудь, пользительное и нужное.
Слушая Хаустова, Анюта разволновалась. После отъезда Герасима она все чаще и чаще задумывалась над этими же вопросами.
— Да, Валентин Иванович, — чистосердечно сказала она. — За хорошую жизнь и свободу надо бороться каждый день, каждый час, и мне невыносимо сидеть дома…
Лицо ее раскраснелось.
Хаустов не знал, как лучше поступить. Им очень нужен человек, чтоб послать за литературой в Саратов. Валентин Иванович выразительно провел рукой ниже подбородка.
— Во-о как нужна нелегалка-то! — вырвалось у него.
— Я съезжу, — сказала Анюта. — Я была в Саратове с Герасимом, знаю город. Есть знакомые…
— Нет, нет! — запротестовал Хаустов.
— Я съезжу, — повторила она, — будто по делам фельдшерской школы. Я ведь слушательница курсов…
Где-то над рекой загремел гром. Вдоль улицы пронеслись хвосты бурой пыли.
Проснулась дочурка. Анюта подбежала к кроватке, взяла Галочку на руки, прижала к себе.
— Тебе нельзя, Анна Алексеевна. У тебя малышка, — покачал головой Хаустов.
— С Галочкой я и поеду. Меньше подозрений.
— Ох, и задала ты мне задачу, на все четыре действия!..
Против доводов Анюты он ничего не мог сказать.
…Анюта ехала в вагоне третьего класса. В открытые окна врывались космы едкого угольного дыма. Было душно, и она платочком протирала потное личико ребенка. А то брала на руки, шла, покачиваясь от толчков, в умывальную, постукивала носком рукомойника, умывала Галочку. Солнце по-прежнему пекло, сухой, горячий и пыльный воздух, казалось, жег стены вагона.
Кондуктор со свистком и длинной латунной цепочкой на груди, уже проходил по вагону, пристально всматривался в подаваемые билеты и щелкал щипцами, оставляя на них контрольный прокол. А мимо утомительно мелькали телеграфные столбы, пробегали станционные здания, разъезды, полустанки.
На коротких остановках Анюта выходила из вагона, покупала у баб на перронах малосольные огурчики, разрумяненные булочки, блины, молоко. Раздавались удары станционного колокола, свистки кондукторов. И снова как бы бежали за поездом леса и степи, притихшие от нестерпимого зноя. Березовая рябь смешивалась с темными угрюмыми елями, чередовалась с клубящимися зеленью тальниками, появлялись и исчезали в далях размытые синевой деревеньки.
…Но вот дорога, наконец, завершилась. В ночь перед приездом в Саратов прошел небольшой дождь, сбил жару, и освеженная земля теперь отдыхала.
С ребенком на руках Анюта вышла из вагона. Все, казалось, идет хорошо. Теперь бы удачно встретиться с Эмбрионом.
Тот был извещен о приезде к нему человека из Уфы. Через знакомую аптекаршу он получил депешу: прибудет Касатка за товарами и нужными лекарствами, которых не хватает в магазине.
Эмбрион — Егор Васильевич Барамзин — в Саратове возглавлял «искровскую» группу. Он знал, за чем едет Касатка, но кто она, эта посланка уфимцев, не представлял. Припомнил всех — Инну Кадомцеву, златоустовскую фельдшерицу Лидию Бойкову, Покровскую, жену Цюрупы — Марию Петровну Резанцеву, наконец, старую народоволку Четвергову — давнюю знакомую Ульянова по Казани, содержавшую в Уфе книжный магазин. Четвергова не могла пуститься в такой опасный в ее возрасте вояж. Уфимские искровцы умело использовали ее книжный магазин в конспиративных целях, и сама хозяйка охотно помогала им.