«Поражен полученным от Вас известием. Не понимаю в такой же, если не в большей степени Плеханова. На угрозы подобного характера отвечают представители партии не переговорами. Когда дело заходит так далеко, то лучше всего разрыв, чем соглашение, ибо последнее неминуемо кончается в конце концов первым»…
Вспомнилось поведение Ленина на съезде, его стремление найти пути сближения, терпеливое разъяснение ошибок Мартова. Ленину хотелось объединить усилия, а не распылять и не ослаблять силы партии. Видимо, лопнуло терпение, и Владимир Ильич не мог больше мириться с нарушением партийной дисциплины, вышел из редакции. А Плеханов? Как он мог так быстро изменить исповедуемым на съезде убеждениям!
Герасим торопливо писал:
«…Что-то теперь скажет нам ЦК? От него теперь требуется твердая и уверенная рука, которая не убоялась бы ответственности и, не обращая внимания ни на что, шла своей дорогой. Таким ли окажется наш ЦК? Не знаю. В последнее время и у него образовалось два течения»…
Герасим высказывал только личные опасения. Он не мог даже предполагать, что они оправдаются: меньшевики с помощью примиренцев захватят ЦК. Сейчас ему было ясно: нельзя терять ни минуты. Каждый час, каждый день дорог! Важно поддержать Ленина в это тяжелое время. Пусть знает: уральские социал-демократы на стороне партийного большинства и верны ему.
Незамедлительно в путь! В Белорецк и Тирлян! Там его ждут, чтобы узнать правду, услышать слово о Ленине.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Ничего не могло быть краше и отраднее для Герасима Михайловича, чем эта дорога среди теснившихся и разбегавшихся гор с темными ущельями и голубыми долинами. Он обычно не замечал в таких поездках неудобств. Душой отдыхал.
К сожалению, не знал, что эта его поездка была последней по уральским заводам.
После Белорецка и Тирляна он намеревался заехать на Саткинский магнезитовый завод, повстречаться с Рогожниковым, но его предупредили — там сейчас уфимский генерал-губернатор вместе с жандармским ротмистром. Неспроста пожаловали. Визит их закончился арестом Рогожникова, его заместителя Тютева и мастера Авладеева.
Еще свежи были впечатления от встречи с Владимиром Георгиевичем у Шихан-горы. «Вот тебе и «человек-подаренье в нашем деле» припомнились Герасиму слова рудобоя Дмитрия Ивановича. Борьба есть борьба, а в сражении неминуемы потери. Жалко было ему хорошего товарища, потеря чувствительная для дела. Он подумал о семье Рогожникова — каково-то переживать жене, родным и друзьям. А если беда случится и с ним? На минуту представил Анюту. Обдало холодом душу.
Революционеру мало быть мужественным и стойким самому, надо уметь воспитать эти качества характера в родных. Если не воспитать, то хотя бы подготовить к такой неизбежности. Кажется, Анюта смогла бы противостоять горю, если бы случилась с ним беда…
В Уфу Герасим возвращался удрученным. Он обдумывал, как теперь лучше восстановить вырванное из цепи так необходимое и нужное делу звено. А в это время Лидия Ивановна уже нетерпеливо ждала Мишенева: получено сообщение — Восточное бюро ЦК, созданное в Самаре, направляло Азиата в Вавилон.
Она знала: в Вавилон, значит, в Саратов. Должно быть, там что-то неладно и нужна поддержка. Только этим объясняла срочную переброску Мишенева в город, с которым Уфа связывалась через Марию Петровну Голубеву и Барамзина, деятельных членов Саратовской социал-демократической группы.
Лидия Ивановна сознавала: отъезд Мишенева в такое время для Уфы нежелателен. Она привыкла опираться в работе на этого энергичного, безотказного и надежного члена партийного комитета. Знала, что заменить Герасима сейчас некому, но, должно быть, и в Саратове сложилась тяжелая обстановка, если потребовалось отзывать туда товарища из Уфы. О самом поручении она ничего не могла сказать, как и не могла сказать, долго ли там задержится Герасим. Как бы то ни было, директиву ЦК следовало выполнять.
Анна Алексеевна тоже не могла скрыть, что разлука с мужем для нее в данное время тяжела, она ходила последние месяцы перед родами.
Бойкова навестила Анюту, старалась не то чтобы утешить ее, скорее подчеркнуть, сколь важно Герасиму Михайловичу именно теперь быть в Саратове, где нужна его помощь.
Ничто не сближает так людей, как общность интересов и взглядов. Мишенева не считала себя еще достойной быть в рядах партии, но оказанное ей доверие Бойковой подняло в ней дух. И как ни огорчителен был для Анюты отъезд мужа, она приняла его: значит, так надо, так должно быть теперь и всегда в их жизни — неожиданные разлуки, вечные тревоги, кто знает, быть может, и более тяжкие и мужественные испытания.