Стасик (Станислав Нейгауз), красивая Брижит – в белом длинном платье с открытой спиной, с зачёсанными назад волнистыми волосами, с сигаретой в руке – так я буду помнить её всю жизнь…
Но сейчас мы в шикарном ресторане; я, как в воду опущенная, в эмиграции, в неловкости, не знаю, что выбрать – выбрали мне «песто», которое не поняла. Пес-то – это соус для спагетти, состоящий из базилика, кедровых орехов и оливкового масла – показался мне горьким, вкус базилика – непривычным; я сочла, что надо мной поиздевались; но, конечно же, нет: песто, особенно тогда, в 70-е годы, было абсолютным деликатесом.
Пошли провожать меня домой; Стасик поднялся со мной к двери гостиницы, на пятый этаж, и целый час простоял, проговорил, проплакал: «Таня, зачем вы уехали?», не выпуская моих рук…
По истечении десяти дней едем опять – в Остию, недалеко от Рима, на море, где проводим следующие три месяца в ожидании визы на Америку, а именно в Сан-Франциско! Почему не в Рио-де-Жанейро? Не знаю, звучит так же красиво!
Остия – небольшой город на побережье Тирренского моря, состоящий в основном из современных многоэтажных построек, скорее похожих на советские «хрущобы», чем на прекрасную Италию, где ведь только старина и история.
Место встречи вновь прибывших – почта. Там происходило всё: обмен информацией, сплетни, поиски квартиры, а главное – общение на уровне: «А ты что – на музыке играешь?»
Нам повезло – мы нашли комнату в центре города, на «крыше» одного из таких домов, у синьоры д’Оттави, пьяницы, мы видели её только с двухлитровой бутылкой в руках. Она разрешала нам пользоваться коридором, кухней и террасой в 105 квадратных метров, постоянно опалённой солнцем. Находиться там – значило расплавиться. Вся жара шла в 10-метровую, на трёх человек, комнату, завешанную жалюзи, и мы задыхались.
Додик умудрялся заниматься, а Саша терпеливо ждал мороженого при вечерней прогулке. Когда жара спадала, мы шли к морю или в парк покататься на карусели. Иногда нам было лень спускаться, и Додик с Сашей гоняли на террасе в футбол, и мяч неоднократно оказывался внизу, к неудовольствию прохожих, владельцев бара и нашей хозяйки.
Жизнь потихоньку нормализовалась, и мы настроились на несколько месяцев ожидания визы. Мы наловчились выезжать по воскресеньям в Рим – благо, посещение музеев и церквей по выходным было бесплатным. Много раз заходили в Базилику Святого Петра и Ватикан, разглядывали Сикстинскую капеллу, и Саша шагал с нами, не капризничал, не уставал, и всё время напевал что-то…
Как-то, гуляя недалеко от Святого Петра, мы увидели афишу – приезд в Рим израильского оркестра, и в очередное воскресенье подъехали к концертному залу Санта-Чичилия, к артистическому выходу.
Оркестр выходил из автобусов и вдруг мы увидели Аллу, нашу близкую консерваторскую подругу. Она в окружении коллег подходила к нам, не зная и не ведая, что мы к ней обратимся: «Алла, не проходи мимо!» От неожиданности – визг, слёзы, объятия!.. Мы были не одни на свете…
Время шло, и наше знакомство с Сашенькой продолжалось. Он, к моему удивлению, в основном был спокойным и лёгким, в то время как я нервничала: сознание неизвестности будущего меня беспокоило. Денег было недостаточно, но на одно gelato (мороженое) в день для Саши хватало. Трогательное воспоминание: он понял, что никто из нас не позволяет себе этой роскоши, и спросил у Додика, не хочет ли он кусочек, и поделился с ним…
У нас с собой находился номер телефона известного итальянского композитора Мортари, бывшего члена жюри конкурса им. Чайковского, на котором Додик победил. Мортари ещё тогда полюбил его и очень обрадовался звонку.
Мы встретились, и он познакомил нас со своими друзьями, среди которых был очаровательный архитектор Зегретти, который вскоре пригласил нас к себе.
Дом его находился в фешенебельном районе Рима и утопал в кедрах. Построил он его сам. Помню из гостиной, обставленной с большим вкусом – ничего лишнего, старинная мебель без прикрас и золотых нашлёпок, со «Стейнвеем» – лестницу, полукругами ведущую вниз в столовую с огромным круглым стеклянным столом, а вдоль неё (лестницы) – галерея с эстампами Дюрера. Впоследствии под этим впечатлением Додик собрал коллекцию Дюрера… в марках…
Мы вскоре подружились, а после того, как он попросил поиграть для него, полюбил нас на всю жизнь!