Рон тяжело опустилась на одно колено и, зажмурившись, закрыла лицо руками.
— Мама!.. Прости, прости, пожалуйста… я столько сейчас наговорил… я дурак… — послышался сквозь тьму испуганный голос Дара.
А потом пришло тепло. Нежное и ласковое. Оно прогнало начавшийся было кошмар и вернуло обычный мир, с начинающимся вечером и теплым костром, в котором щелкали порубленные на дрова черные деревья послевоенного леса… Вернуло легко и просто.
Рон открыла глаза. Рядом, опустившись на колени, сидел ее сын, ее маленький Дар. Лицо его хранило выражение детского испуга; кожа стала белой как мел, на висках сквозь эту бледность просвечивали бьющиеся жилки; под глазами темнели круги, точно от невероятной усталости и истощения…
Знала бы Рон, что и у нее самой вид был не лучше… Тем не менее, она совершенно искренне улыбнулась и крепко обняла сына…
Нефью отозвал сестру в сторону и шепнул ей:
— Дар не должен был этого помнить. Он не Наблюдатель…
Рая промолчала.
…Ив помог сестре подняться и заботливо накрыл ее курткой. Суровый вояка долго гладил сестру по волосам и шептал что-то ласковое. В этом странном смятении, в неожиданном порыве он плевал на весь Невидимковский Кодекс… и на свои принципы тоже… Наверное, просто вышел из возраста, когда очень важно из себя что-то строить, что-то себе запрещать и что-то навязывать…
Говорят, самый смелый человек — это тот, кто не боится быть самим собой… И не думает о том, как он смотрится со стороны…
Когда-то Ив завидовал в этом Владу и думал, что никогда ему таким не стать. Судьба же распорядилась иначе, приведя его к этому морю, в этот город, в тот самый день и час…
…Ив не понимал, что же в нем так резко изменилось сегодня. И что же повлияло. Страшные слова Дара… или просто пришло время, само по себе…
Ив чувствовал себя новым. Необычайно живым. Ну, это неудивительно — ведь человек жив, пока развивается, иначе — дай только время — и несложно погибнуть раньше своей оболочки…
…Сон не шел… потому Ив остался стоять на страже. Он погасил костер, чтобы глаза не привыкали к свету и видели сквозь ночной мрак, и всю ночь внимательно следил, чтобы не появились новые «чудища», как называли этих нелюдей спасенные дети. Большую часть ночи он размышлял о миллионе разных вещей, неожиданно ставших важными, но воспитанная многолетней войной привычка не подвела: к утру он подстрелил еще троих тварей…
…Два снегохода с высоты казались парой белых жучков… Светило солнце, и с неба сыпала мелкая снежная пыль, искрящаяся в золотых лучах. В небе висело одно большое неторопливое облако. Лён почему-то с радостью отметил, что оно совсем не похоже на давешнюю Длань…
…Когда отправлялись в путь, небольшая неувязка вышла с местами на снегоходах. Потому решили так: двое в кабине грузового, двое в кузове, двое в кабине Ланцета, а остальные идут пешком. На снегоходах ехали по очереди, меняясь — чтобы не успели устать те, кто шел на своих двоих…
Миху такое построение неожиданно напомнило о танках, которые сопровождала пехота. Он начал было бодро описывать всплывающие в его памяти картины, но потом почувствовал отвращение и к танкам, и к битвам, и к воспоминаниям обо всем этом и замолчал.
…Понурившийся Дар измерял белую пустошь ровным шагом и порой бросал взгляд прямо на солнце… На душе у него было скверно. Да еще дядя Ив с утра высказал, все что думал: и про язык, который как помело, и про «дурь», которая нашла не него вчера… «Мог бы хоть наедине ей все высказать, если ужо заело!.. Лишь бы выпендриться!.. бестолочь мелкая…»
— Вы с корабля? — меж тем спокойно расспрашивал девочек-близняшек Клот. — С Черного Аполлона?
— Да! — удивились Нира и Алла. — А откуда ты знаешь?
— Я много чего знаю, — тихонько засмеялся Клот. — А нам вот как раз нужен корабль, чтобы переплыть море.
— Но Аполлон не плавает! — возразила Нира.
— Ничего страшного, — беззаботно заявил Клот и забавно всплеснул руками. — Мы что-нибудь придумаем!
Лён подскочил как ошпаренный и, лихо спрыгнув с кузова, нагнал Клота и девочек.
— Ты правда знаешь, как сделать, чтобы он поплыл?! — схватил он Наблюдателя за рукав.