— Хмф! — хмыкнул Тёрн. — Сны! — но и его голос почему-то потеплел…
Казалось бы, ничего не произошло, но для обостренного чувства Тьяры это значило очень много… Тепло в ответ на тепло! Нужно быть собой… быть собой… говорить своим голосом… тогда и другой человек не будет прятаться за грубость…
Это казалось сейчас таким важным. Таким великим открытием, способным перевернуть мир…
— Ну что, — сказал Тёрн уже вполне миролюбиво. — Жди свой корабль. Я тут поглядел по сторонам — не должно быть, вроде, варваров… Но вечером будь дома, хорошо?
— Хорошо, — доверчиво отозвалась Тьяра.
Тёрн даже улыбнулся. И, разворачивая снегоход, помахал рукой на прощание.
…Милый, милый Тёрн… Проводив глазами удаляющуюся белую точку, Тьяра упала на колени и расплакалась… Открытие, показавшееся столь важным, подарившее ключик к любимому сердцу, пришло так поздно… почему?!!
Но постепенно высохли слезы… осталась только грусть. Безбрежная, неизбывная… как море…
…В бухте у причалов было спокойно… а где-то далеко сейчас разошелся шторм…
Дар провалился в сон, и не было ямы бездоннее этого сна…
Штормило здорово (шторма нынче не чета довоенным), но Дар не чувствовал этого. Не проснулся даже когда упал с койки и растянулся на полу.
…сны, из которых надо выбираться…
…Оба Лёна, и младший, и старший, были в ужасе: что делать со штормом, они даже не представляли. Тут, как назло, угрожающе приближались зубастые скалы, хотя далеко было еще до настоящего берега.
Мих некстати вспомнил, что эти «скалы» — не что иное как огрызки довоенных нефтевышек, но оптимизма это никому не прибавило.
— Дар! — вдруг вспомнил маленький Лён. — Зовите Дара! Он завел корабль, он должен его и спасти!
За Даром сиганул Мих — минуты не прошло, как уже был в каюте брата и тряс его, бесчувственного, за плечи.
— Дар! Дар! Проснись! — орал Мих ему в уши. Боялся уже, что Дар опять ушел, как тогда…
С усилием Дар открыл глаза. Глядящие в никуда, как у Клота, но не ясные, а устрашающе мутные, словно прикрытые дымкой… как глаза слепого… глаза Нефью!..
Впрочем, Миху некогда было обращать внимание на это. Мало ли у кого какие глаза спросони… Он просто схватил Дара за локоть и потянул за собой. Бежал Дар на удивление быстро и послушно. Но, едва оказавшись на палубе, остановился, как вкопанный.
Когда Мих изо всех сил рванул его за руку и почувствовал, что это все равно, что двигать каменную статую, ему стало жутко…
…Дар стоял ровно, разведя в стороны руки. Он стоял как на ровной земле, будто и не было жестокой качки и бешеного ветра…
Мих попятился от него и упал, споткнувшись о какой-то некстати подвернувшийся канат, и встать уже не решился… А может, дали понять, что не стоит этого делать…
Он заворожено смотрел на Дара. А от того, точно невидимые теплые волны, исходило… спокойствие… Мих почувствовал, как улеглась поднятая страхом буря в его душе… и увидел, как успокоилось разбушевавшееся море… и здесь, и там установился полный штиль…
Мих встал и посмотрел вокруг…
О борта «Черного Аполлона» плескала спокойная синяя вода, не несущая даже пенных барашков. А штормовые тучи где-то в вышине прорезало солнце. Но — самое странное — штиль простирался лишь не некоторое расстояние от корабля. Дальше же, встречая незримую преграду, о границу спокойствия бились огромные волны…
Ведомый Лёном, старшим или младшим, корабль спокойно плыл туда, где должен быть берег, и штиль двигался вместе с ним…
На палубе потихоньку собирались Приморцы, окружая неподвижно стоящего Дара, который по-прежнему смотрел в никуда туманным взглядом. И от этого мокрого четырнадцатилетнего мальчишки исходил такой свет!.. тот, что не видишь глазами, но чувствуешь сердцем…
— Ангел… — прошептал кто-то…
На незанятый пятачок пространства вокруг Дара ступил Нефью. Он подошел к ученику и взял его за руку. И эта рука, совсем недавно показавшаяся Миху каменной, как у статуи, вдруг мягко легла ладонь в ладонь…
«Я говорил тебе, чтобы ты не просыпался, Дар, помнишь?!» — голос Нефью пронизал бездонную яму до самых глубин.
«Ты говорил не просыпаться,» — согласился Дар.
«Жизнь это Сон, — сказал Нефью. — И смерть — это Сон. А потому между ними нет разницы. Я говорил не просыпаться потому, что только во сне человек может быть самим собой.»
«А кто же я, когда не сплю?»
«Не стоит разделять, Дар… Плохо быть ограниченным возможностями своей телесной оболочки. И плохо сидеть в бездонной яме, верно?»