– Вы не подскажете, как ее фамилия?
– Простите?
– Как фамилия этой Пэт? Подруги Элейн.
– Ну, разумеется.
Повисла пауза.
– Ручка и бумага у меня под рукой, – на всякий случай сообщила я.
– Да-да. Ее фамилия Ашер. Как в кино. Она сказала, что снимает квартиру на условиях субаренды. А ваше имя...
Я повторила, как меня зовут, и сообщила номер телефона в офисе на случай, если он пожелает связаться со мной. Разговор не принес обнадеживающих результатов. Похоже, единственным человеком, который мог пролить свет на тайну исчезновения Элейн Болдт, была эта самая Пэт Ашер, и я чувствовала, что должна поговорить с ней как можно скорее.
Я снова набрала флоридский номер Элейн и не опускала трубку до тех пор, пока звук гудка не начал действовать мне на нервы. Ничего. Если Пэт Ашер и была в этот момент дома, то, очевидно, твердо решила не подходить к телефону.
Я просмотрела составленный мной список жильцов и набрала номер некоего Роберта Перрети, который, по всей видимости, занимал соседнюю квартиру. Ответа не было. Тогда я позвонила в квартиру по другую сторону, решив добросовестно дождаться десятого гудка, как советуют телефонные компании. Наконец мне повезло. К телефону подошла женщина, судя по голосу – в годах.
– Да? – произнесла она дрожащим голосом, словно была готова разрыдаться.
– Миссис Окснер? – спросила я, поймав себя на том, что стараюсь говорить нарочито громко и внятно, как будто имею дело с человеком, у которого проблемы со слухом.
– Да.
– Меня зовут Кинси Милхоун. Я звоню из Калифорнии. Я пробовала дозвониться женщине, которая живет по соседству с вами, в триста пятнадцатой квартире. Вы, случайно, не знаете, дома ли она? Я звонила ей только что, довольно долго – и никакого ответа.
– У вас проблемы со слухом? – спросила она. – Знаете, вы слишком громко говорите.
Я невольно рассмеялась и сбавила тон:
– Извините. Не была уверена, хорошо ли вы меня слышите.
– О, не волнуйтесь. Слышу я прекрасно. Мне восемьдесят восемь лет, ноги я таскаю с трудом, но с ушами у меня все в порядке. Я насчитала ровно тридцать звонков за стеной и уже думала, что рехнусь, если услышу еще хоть один.
– Пэт Ашер вышла? Я только что говорила с вашим управляющим, и он сказал, что она дома.
– О, она дома, это точно. Я слышала, как она хлопала дверью. Простите мне мое нескромное любопытство – а что вы хотели?
– На самом деле я разыскиваю Элейн Болдт, но она, по всей видимости, в этом году не приезжала...
– Совершенно верно. И меня это крайне огорчает. Дело в том, что, когда здесь бывают миссис Уинк и Ида Риттенхаус, мы вчетвером играем в бридж, так что мы на нее рассчитывали. С прошлого Рождества мы не сыграли ни партии, и, сказать по правде, Ида из-за этого сама не своя.
– Вы не знаете, где могла бы быть миссис Болдт?
– Нет, не знаю и я подозреваю, что эта женщина тоже скоро съедет. В кондоминиуме запрещена субаренда, и меня удивляет, что Элейн пошла на это. Мы неоднократно подавали жалобы в ассоциацию, и, по-моему, мистер Маковски уже просил ту даму освободить помещение. Разумеется, она возражает, заявляя, что у них с Элейн договор, который действует до конца июня. Словом, если хотите лично побеседовать с ней, лучше поспешить. Я видела, как она брала в винном магазине пустые картонные коробки; думаю... вернее сказать, надеюсь, она уже собирает вещички.
– Благодарю вас. Возможно, так я и сделаю. Вы мне очень помогли. Постараюсь заглянуть к вам, если представится такой случай.
– Дорогуша, может быть, вы играете в бридж? Последние полгода мы вынуждены резаться в кинга, по этой причине Ида стала совершенно несносной. У меня и у миссис Уинк терпение на исходе.
– По правде говоря, ни разу не играла, но можно попробовать, – не слишком уверенным тоном произнесла я.
– Мы играем по центу, – заявила она не терпящим возражений тоном, и я невольно рассмеялась.
Затем я позвонила Тилли. По тому, как тяжело она дышала, можно было подумать, что ей пришлось бегом бежать к телефону.
– Тилли, привет. Это опять я, Кинси.
– Я только что из магазина, – выпалила она. – Подождите, дайте дух перевести. Уф! Чем могу помочь?
– Хорошо бы взглянуть на квартиру Элейн.
– Зачем? Что-нибудь случилось?
– Во Флориде, по словам соседей, ее нет. Возможно, нам удастся выяснить, куда еще она могла отправиться. Если я подъеду, вы мне откроете?
– Да... думаю, да. Мне надо только разгрузить покупки, но это пустяки.
Добравшись до кондоминиума, я позвонила в домофон, и Тилли впустила меня. Она ждала меня у лифта с ключом от квартиры Элейн. Пока мы поднимались на второй этаж, я вкратце передала ей мой разговор с флоридским управляющим.
– Вы хотите сказать, что там ее никто не видел? Значит, что-то случилось, – сделала вывод Тилли. – Определенно что-то случилось. Я точно знаю, что она уехала и что собиралась именно во Флориду. Я собственными глазами видела в окно, как подъехало такси, – водитель просигналил, и она вышла. На ней была ее миленькая шубка и меховая шапка-тюрбан. Уезжала она поздно – ей это не очень нравилось, но она себя неважно чувствовала и надеялась, что перемена климата пойдет ей на пользу.
– Она была больна?
– Ну, знаете, у нее разыгрался гайморит, да к тому же она мучилась не то от простуды, не то от аллергии. Не хочу никого осуждать, но, знаете ли, Элейн была немножко ипохондриком. Она позвонила мне и сказала, что решила немедленно уехать. Все произошло так внезапно. В ближайшие две недели она никуда не собиралась, но потом врач посоветовал ей переменить обстановку, вот она и сорвалась. Наверное, заказала билет на ближайший рейс.
– Вы не в курсе, пользовалась ли она услугами транспортного агентства?
– Наверняка. Вероятно, здесь есть где-то по соседству. Машину она не водила, поэтому предпочитала конторы неподалеку от дома. Ну вот мы и пришли.
Тилли остановилась перед квартирой № 9 – на втором этаже, как раз над ней. Она открыла дверь, и мы вошли.
В квартире царил полумрак, шторы были задернуты – воздух сухой и спертый. Тилли подошла к окну и раздвинула шторы.
– С тех пор как она уехала, здесь никого не было? – спросила я. – Может, заходила уборщица или рабочие?
– Насколько мне известно, никто не приходил.
Мы обе, словно сговорившись, перешли едва ли не на шепот, как будто попали в читальный зал, – впрочем, когда находишься в чужих владениях без приглашения, на самом деле невольно чувствуешь себя злоумышленником. Я чувствовала себя так, точно сквозь меня пропускали слабые электрические разряды.
Мы огляделись, и Тилли сказала, что все как будто на месте. Ничего подозрительного. Все как обычно. После этого она оставила меня одну, и я не спеша, чтобы ничего не упустить из виду, приступила к более тщательному осмотру.
Квартира была угловая, и окна выходили на две стороны. С минуту я смотрела на казавшуюся пустынной улицу. Только какой-то мальчишка с прической, словно у могиканина, стоял, прислонившись к припаркованной у тротуара машине. Голова его была гладко выбрита, как у приговоренного к гильотине, и только на самой макушке торчал гребень, напоминавший разделительное ограждение, какое устанавливают на автострадах. Гребень был выкрашен в ядовито-розовый цвет; я не видела такого с тех самых пор, как из моды вышли коротенькие "велосипедки". Выглядел мальчишка лет на шестнадцать-семнадцать, на нем были ярко-красные спортивные брюки, заправленные в высокие, военного типа ботинки, и оранжевая фуфайка-безрукавка с какой-то надписью – слов я разглядеть не могла. Некоторое время я наблюдала, как он сворачивает и прикуривает сигаретку с марихуаной.
Я подошла к боковым окнам, откуда открывался вид на небольшой каркасный домик. Крыша домика была обглодана огнем и походила на остов пережаренной рыбы. Дверь заколочена досками, стекла вылетели – должно быть, под воздействием жара. Опаленный огнем газон венчала приколоченная к деревянному колышку табличка "Продается", при виде которой в воображении вставала картина деревенского кладбища. Словом, зрелище не из приятных, при том что Элейн, видимо, выложила за эту квартирку больше ста тысяч долларов. Я недоуменно пожала плечами и прошла на кухню.