- Ты! Ты! Ты! - отчеканивала бабуся, подчёркивая выкрики тычками в мою мятую футболку, - Ты, ненормальный, не огОваривайся со мной! Ты пОлетишь отсюда, как пить дать, полетишь! У нас тут только НОРМАЛЬНЫЕ люди живут! А ты наркоман несчастный, бездарь и невежда! - её лицо напоминало помидор, а огромные глаза расширились, налились кровью. Вдруг моя неприязнь и недовольство оформились, набрали силу. Я легонько отпихнул руку баб Нины.
- Зато Вы - пример вежливости. Не распукайте руки.
- Изнеженное поколение! Нас за такое обращение старшие и поколотить могли, а тут меня сопляк матом кроет, и ничего! Ещё и жалуется, прореха человечества! - при том, что ничего нецензурного я не сказал, - Давай дружков своих шизоидов позови, пусть весь дом из-за ваших воплей пьяных страдает! - вопила сама баб Нина. И я терпеть это был не намерен.
- Обязательно позову, баб Нин, но это Вас уже никак касаться не должно. Не нервируйте соседей, идите спать. Всего доброго, - отчеканил я и вснулся обратно в квартиру. Бабулька нагнулась в попытке высмотреть меня из-за двери, найти меня глазами и снова продолжить обстрел моих чести и достоинства. Но я захлопнул дверь. Её возмущения притупила металлическая перегородка в виде двери. Сетования на современную молодёжь поглотил пустой подъезд, смаковавший эхом каждую грубую, особо эмоциональную фразу. Она пошаркала на пороге, покричала что-то в дверную щель, и потопала восвояси. Тогда мои пельмени как раз сварились. Жаль только, что слиплись.
По-хорошему поговорить не получилось, хотя не особо хотелось. По-хорошему, мне вообще не следовало ей открывать. Не стояла же бы она весь вечер под моей дверью? И только за ужином ко мне начали приходить гениальные решения на ситуацию с бабкой - тогда, когда это не имело никакого значения, и всё случившееся уже случилось. Я поел, принял ванну и лёг в кровать. Вечер прошёл за монотонным перелистыванием страниц во всемирной паутине, или, как бы сказала баб Нина: "в этих ваших ентырнетах". К гитаре я так и не притронулся. И так через какое-то время я вырубился прям с телефоном в руках.
Пробуждение было резким и неприятным. По барабанным перепонкам задолбило. Настойчиво и громко. Спросонья я даже подумал, что ко мне снова наведалась Баб Нина. «А сейчас что ей не так?» Я сел на кровати. Еле разлепив глаза, окинул взглядом свою тёмную обитель. В комнате царил мрак, прерываемый только светом с улицы. Стояла тишина, да такая, что в ушах звенело. "Кошмар?" - пришла единственная мысль в голову. В комнате я был один, рядом валялся телефон. На экране тускло горели цифры "2:34". Всё было хорошо на первый взгляд, но чувство чего-то неправильного не давало покоя. Это сложно описать. Я просто чувствовал себя СТРАННО. В непонятках я почесал затылок, снова огляделся. Среди темноты взгляд цеплялся только за светлый квадрат, расчерченный продольными полосами - оконный проём. Фонарный свет прорезался через редкие жалюзи, квадратные рамы, прозрачные стёкла и неестественный силуэт.
Пришло осознание. Силуэт. По нервам, как по проводам, пустили ток. Импульс, заставивший тело оцепенеть. Волны жара и холода запульсировали под кожей. Всё моё естество сжалось в один плотный ком, больно забилось в груди, подступало к горлу. Ужас надавил на связки. Так глупо я и застыл, с ладонью в волосах, вылупившись на неизвестное по ту сторону стекла. На высоте восьмого этажа, непонятно как прилипнув к стеклу, висело нечто. Костлявое, кривое. Тонкое длинное тело свернулось в три погибели, чтобы уместиться в оконном квадрате целиком. Я точно знаю, что если встану коленями на подоконник, то не дотянусь до потолка - окна очень высокие. Я почувствовал себя крошкой, просто грязью под ногтем, по сравнению с этой нечистью. Я видел, как неровный позвоночник прорезает белесую кожу с россыпью фиолетовых вен. Гнилая кровь растекалась мертвецкими пятнами под его шкурой. Будто в приступе безумия художник хаотично мазал чернилами. Руки-крюки. Пальцы с крупными ломанными суставами. Ногти сильно загнутые и жёлтые. Вместо стоп - очередная пара кистей. На фоне тощего тела сильно выделялся огромный раздутый живот без пупка. Внутри него что-то шевелилось. По всей длине позвоночника редкими пучками свисали тонкие грязные волосы. Я боялся смотреть в лицо ночного гостья. Но лица как такового не было. Тощие плечи сходились в толстый мягкий пульсирующий конус. Это вроде должна была быть шея. На вершине этой мясной пирамиды выделялся мелкий отросток, размером с человеческий палец или среднего размера сардельку. Больное воображение предположило, что это нос. По бокам от «носа» еле различимо блестели две набухшие точки - глазки. Желтовато-белые шарики с чëрными точками зрачков. Будто зеньки аквариумной лягушки. Они тупо глядели на меня, не мигая. Не шевелясь. Не выражая ничего. Сквозь них глядела только голодная чернота. Его образ напоминал узника лягушачьего концлагеря, который нацепил маску Графа Лимонохвата. Существо выглядело неправильно, нескладно, бездарно до такой степени, что мой разум отказывался верить в происходящее. Я не мог оторвать от него взгляд. Что-то такое не могло существовать. Природа поддаётся каким-то законам логики, физики. А это - антипод всему, что можно логически воспринять, осознать. Но, видимо, порой природа даëт брешь. И в расщелину между человеческим и привычным, логичным и структурированным, пробирается опасное мëртвое нечто. Я застыл, как под гипнозом, пытаясь вникнуть в происходящее.