- Жить подачками это не для меня, – отвечала она.
- Хорошо, если ты считаешь, что мои деньги тебя оскорбляют, я могу перестать тебе помогать.
- Вот видишь, это и есть подачки. Сейчас ты так решил, а через пару часов, когда мне будет больно рот раскрыть, ты передумаешь, – при этих словах она спускалась ниже и расстёгивала мне брюки.
- Не надо, спасибо, - отстранил я ее.
Но так было не всегда, иногда она настойчиво извинялась после каких-то неясных выпадах в мою сторону, и я начинал считать, что у нас постепенно может появиться близость в отношениях.
Но спустя некоторое время близость так и не появилась, а речи Ольги становились требовательнее и не только к деньгам, но и к близости.
- После последней нашей встречи я задумалась может мне пора пару любовников завести, а то слишком уж ты ослаб в последнее время, – говорила Ольга, раздеваясь при этом.
- Подумай об этом как следует, прежде чем так поступишь, – ответил я.
- Ты мне угрожаешь? – смеялась она.
- Нет, но твое решение приведет к переменам в твоей жизни, к которым ты возможно будешь не готова.
При этом разговоре я сидел на кресле, а она продолжала раздеваться. Смотря на нее, я думал о том, что делает она это уж слишком по-домашнему. Снятую одежду складывает на стул, видимо, не желая помять. Сняв трусики рассматривает их зачем-то, потом прячет под одежду на стуле. В ее действиях не было не только красоты, в них даже эротики не было. Раздевшись целиком она достаёт из сумки таблетки, раскрывает упаковку и протягивает мне одну.
- Выпей, мне бы хотелось сегодня все же почувствовать в себе мужчину, а пока она не начнет работать, можешь поцеловать меня, – говорит Ольга.
Я смотрю на то, как она лежит голая на моей кровати, расставив ноги и заложив за голову руки, закрыв при этом глаза.
- Выпей, не тяни, она не сразу действует, – повторяет она мне.
- Ольга, оденься и, пожалуйста, уходи из моей квартиры и из моей жизни, – собравшись с духом говорю я ей.
На ее раскрытых глазах появляется паника. Я вижу, что там началась работа по выбору подходящей к случаю оболочки. Она лежит и не шевелится, а я смотрю на нее в упор. Разглядывая ее, я вдруг замечаю, что уже довольно давно Ольга не готовила свое тело к встрече с мужчиной, да и к тому же я вдруг осознал, что и в ванную комнату она перестала заходить перед близостью со мной. Раньше этого я не замечал. Будто прочитав мои мысли, Ольга сводит ноги и тянет на себя одеяло. Закрыв свое тело, она продолжает молчать и смотреть мне в глаза.
- Ты пожалеешь об этом, – говорит она мне, пытаясь улыбнуться.
- Нет, не пожалею. Я жалею о том, что так долго проявлял жалость к тебе, – отвечаю я ей.
- Выйдя сейчас от тебя, я сейчас же поеду к Сергею и расскажу ему о тебе и Машке, – мстительно говорит она мне, – Как ты думаешь, вернувшийся из армии Сергей, что захочет с тобой сделать.
- Он знает, где меня найти. Передай ему, если тебя не затруднит, что я его жду и дверь будет открыта и что стучать не надо, ни к чему будить соседей.
- Я сделаю так, что все узнают, что ты за сволочь и что ты кобель, трахающий всех подряд без разбора, – все еще лежа в постели, говорит мне она.
- Теперь с разбором, – ответил я.
- Уходи, больше тебе нечем меня напугать, – говорю ей я.
- Ты так думаешь, – с этими словами она встала с постели и подошла ко мне вплотную, поставила свои руки мне на коленки и смотря прямо в глаза сказала, – Я знаю о твоем сне, и я сделаю так, что он будет преследовать тебя всю жизнь. Я доведу до твоего руководства, что ты сумасшедший и ты потеряешь работу.
- Пошла прочь, – сказал я.
С этими словами я встал с кресла и подошел к стулу, взял ее белье и бросил его ей. Трусы упали на пол. Я поднял их и посмотрел ей в глаза.
- Ты хотела узнать, не твои ли трусики валялись у меня дома, – с этими словами я поднес их прямо к лицу, вдохнул полной грудью запах, потом бросил ей.
- Нет, точно не твои.
Баба-Яга
Она рядом со мной, и я пропитан ее смрадом. Больше этого, мне противна только мысль, что впустил ее я сам и что так будет теперь всегда. В детстве меня мучил этот сон с Бабой-Ягой. Там не было образов, не было вопросов и не было поисков ответа. Во сне была только Баба-Яга ужасная и плохо пахнущая. Откуда ко мне пришел тот образ Бабы-Яги, я не знаю. Возможно от детских страхов, связанных с одинокой старушкой, живущей на первом этаже нашего дома.
Сейчас мне даже имя ее не вспомнить. Сколько ей лет было, тем более не могу представить. Но то, что не меньше ста, это уж точно. Где были ее близкие и как у нее складывалась жизнь, я тоже не помню. В нашем небольшом доме все знали все друг о друге. Кто родился, кто женился, кто детей родил, кто внуков увидел, кто умер, все вместе радовались и все вместе плакали. Если вдруг случалось так, что у женщины умирал или уходил муж, то наши три дома, стоящие в лесу, подыскивали ей новый вариант. Иногда находили, иногда начинали к ней заходить чужие мужья. Тогда в нашем дворе случались даже драки. В одной из таких драк, один предположительно заходящий к овдовевшей женщине мужчина откусил другому заходящему к ней же мужчине ухо. Самое интересное, что стравили их собственные жены, которые дрались поблизости от мужчин. Весь двор от стара до мала следил за дракой, по какой-то негласной договоренности драку никто не разнимал. Когда же дело дошло до крови, один из стариков двора крикнул на дерущихся так яростно, хоть и не громко, что те сразу же остановились. Драка завершилась, никто не позвонил в милицию, никто не вызвал скорую. Наш двор был как большая семья, из которой сор не выносили на всеобщий обзор.