Нет, чтобы мне просто покивать и посокрушаться. Надо было мне напроситься на поручение:
– Народ ведь сам не выбирает, что смотреть. А ему показывают именно «Бандитский Петербург». Если бы показывали интересное кино про комбайнеров – народ бы смотрел такое кино.
– Ну почему вот не показывают? Почему никто такое не снимает? Вот ты знаешь же вопрос – почему не снимешь такое?
Мне была брошена перчатка, и ее нужно было ловить. Бабай построил фразу таки образом не для того, чтобы услышать, что у нас есть киностудия и телеканал, что я сейчас же им передам его поручение и т. п.
– Сделаем, Муртазулэч!
– Вот и сделай. И про рейдеров туда надо вставить! – усложнил мне задачу шеф своей любимой темой того периода (при нем даже состояла Комиссия по противодействию рейдерским захватам госпредприятий).
Вернувшись в столицу и еще не стряхнув пыль с Зеньи, я собрал у себя известного нашего режиссера Искандера А. и еще кучу людей, знающих, как делать кино, и торжественно объявил им, что через две недели мы приступаем к съемкам, потому как потом уборка закончится и снимать трудовые подвиги будет негде.
Киношники удивились и спросили, где взять сценарий. Это был хороший вопрос. Так как кроме меня никто не знал, что хотел бы увидеть Бабай в своем личном сериале, то сценарий в итоге две недели писали вечерами вдвоем я и Искандер. Написали. Потом стало понятно, что для кино нужны деньги, а в госструктурах мы их уже не найдем, с учетом того, что нам надо, чтобы они были сегодня.
Пришлось попросить профинансировать нашу нетленку одних знакомых крупных химических бизнесменов. Узнав о том, как я напросился на поручение, они сжалились надо мной и выделили мильен рублей, которого хватило на запланированные четыре серии.
Придя к Бабаю через пару месяцев с трейлером минут на 7, я изрядно его удивил оперативностью и тем, что не просил денег:
– О, да у тебя тут прям… кино! Маладис!
Для того и работаем, подумал я в ответ и отдал нетленку на ТВ. Мои городские друзья посмотрели, поржали над колхозной тематикой и посочувствовали фермерской нелегкой доле – рейдеры угодья отбирают, подлые чиновники душат, с городскими девчонками дружить не получается.
Поездки по районам были для Бабая отдушиной. Тут он видел, как ему казалось, те самые конкретные плоды своего труда, которых ему поначалу так не хватало в политике, а также, как он думал, – благодарных жителей вверенной ему республики.
Откуда ему было знать, что школьников для открываемой школы свозили, бывало, из десятка окрестных деревень, потому как в своей первоклассников – 2 человека, пятиклассников – 6, девятиклассников и учителей – 0, а необходимость ее строительства была продиктована в основном необходимостью ряда товарищей дружно распилить бабло на ее возведении, а после открытия в половине школы сядет сельская администрация, а в другой половине откроют магазинчик. Так было, конечно, не всегда, но уж очень часто.
Да и кто бы рассказал ему, что ликующие старушки и благообразные старички на выходе из школы, как бы случайно всегда поджидающие его, чтобы заговорить о том, как расцвел в последние 15 лет родной край, – это тщательно спродюсированная и насквозь фальшивая инсценировка. Ввел это «общение с народом» вечный помощник бабая Урал Насырович, который еще КПСС в республике подсказывал правильные идеологические решения и Бабаю постоянно организовывал потемкинские деревни, чтобы тот открывал себе спокойно школы, радовался жизни и не совал свой нос куда не следует, не мешал Уралу Насыровичу решать серьезные вопросы. А вопросы Урал Насырович решал настолько ловко, что в башполитэлите его называли просто – «второй Бабай».
Бабушки и дедушки на поверку всегда оказывались ближайшей родней районного начальства, и именно поэтому их брызжащие слюной спичи о том, как конкретно им хорошо живется при Бабае, выглядели весьма правдиво.
Настоящий народ собирался чуть поодаль и говорил совсем другие слова. Я всегда прогуливался в глубине толпы, которой охрана не позволяла смешиваться со специально обученными бабками-дедками и слушал «че за туфту они несут» и «на кой х.. тут школа на полтора ученика». Из этой части на разговор с Бабаем на моей памяти человеку удалось прорваться лишь однажды. Прорвавшийся долго и зло говорил деду, что все это благообразие – фальшивка, а на самом деле жить на селе невероятно тяжело, а помощи от власти – никакой. Бабай был потрясен этим разговором, для него это было действительно шоком. Я видел, что на всех следующих объектах он, морщась, вглядывается в толпу, пытаясь понять, где больше правды, в речах старушек из первого ряда или в неподготовленном резком спиче. Думаю, он понимал, что ездит не по реальной республике, а по потемкинским деревням, но успокаивал себя тем, что как минимум здесь ликование – неподдельное, а он как раз и работает для того, чтобы так стало по всей республике.