Она поспешила переключиться на другие, более приятные воспоминания. Белла постаралась вспомнить хоть что-то, что было хоть каким-то светлым пятном в ту её поездку. Вспоминалось плохо. Светлых моментов было откровенно мало.
Если не считать за такое использование откровенно рабского труда, двулично называемого в этой приютившей её компании. трудом военнопленных.
— Ящеры охраняют ящеров, — тихо хмыкнула Белла.
Протянув ноги ещё ближе к огню, она задумалась. В этом что-то было, какая-то внутренняя правда. Одни подгорные ящеры людоеды охраняли других подгорных ящеров людоедов. Вторые добывали для первых каменный уголь в карьере и железную руду в шахте. И за это получали хлеб, который и позволял им и их семьям не вымереть в нищих предгорьях от голода. Откровенно рабский труд, ничем даже для приличия не прикрытый.
И никого это не волновало, потому что одни людоеды истребляли других людоедов. А за победителями в свою очередь следили опять пленные. Теперь уже для разнообразия амазонки.
— Тонкая политика, — хмыкнула Белла. — Настолько тонкая что и не понять кто есть кто.
"Но зато какая эффективность. И какой странный выверт мозгов, — подумала она. — Да-а, господа Сидор и Димон неплохо придумали. Горы каменного угля, горы заготовленной на вывоз весной, богатейшей, перебранной умелыми руками железной руды.
И всё это фактически даром".
А вот даром ли, — едва слышно прошептали губы Беллы. — Что-то в такое плохо верится. Зная амазонок, верить в то что они добровольно остались и вкалывают, имея все возможности сбежать? Я не такая наивная как Маша. Что-то их держит. Что?
Что же там на шахте было такого, что неприятно царапнуло? — опять вернулась она мыслями в прошлое.
И это не распятые на косых крестах пленные ящеры, — пришло холодное понимание. — Ящерами отвлекли моё внимание, как в иных местах говорится: "Врезали по мозгам", чтобы что-то я там не заметила. Что? Что я там не должна была заметить?
Будем думать, — прошептала Белла. — Вспоминать и думать. И надо обязательно покопаться в бумагах на доставку. Вся их жизнь там закручена на доставку. Есть доставка — есть и они. Нет доставки, и в первую очередь хлеба и оружия — неделя, другая и никого там в лагерях не найдёшь — съедят. Местные всех съедят. Голодные.
А нам не надо чтобы их всех съели, — медленно проговорила она, глубоко задумавшись.
Ей опять вспомнилось, пожалуй одно из немногого, что было там хорошего.
Всё тот же лагерь с пленными, всё те же косые кресты с распятыми ящерами, поедаемыми живьём. И огромное светлое пятно, что откровенно бальзамом легло Белле на душу. Настоящее потрясение.
Делаемые там на месте дощаники, на которых уже этой весной довольная до невозможности Кара готова была сплавлять им на завод и каменный уголь и руду.
Визг двуручной пилы, распускавший бревно на доски до сих пор, ка вживую вставал в её ушах. Это было настолько неожиданно, услышать там, в глухой подгорной пуще услышать визг пилы, что Белла в тот момент восприняла этот звук как нечто родное, любимое, хоть казалось бы давно и прочно забытое.
Возле замка Советника, когда она там жила, тоже была такая вот пилорама на козлах, где нанятые кастеляном сезонные рабочие вот так же зимой распускали на доски толстые стволы дубов из баронской рощи. А потом, по весне, продавали их подсушенными на ярмарке возле стен её баронского города Вехи.
Продажа досок была весьма весомым прибытком к их скудным доходам от немногих остававшихся ещё тогда у неё поместий. И Белла ещё с тех времён прекрасно запомнила как одуряюще вкусно пахнет свежераспускаемая пилой буковая и дубовая древесина.
Здесь, в горах пахло сосной, свежераспущенной хвойной древесиной: кедр, пихта, лиственница, но больше всего сосной и елью.
И ещё смолой. Кипящей горячей смолой. Той самой смолой, которую они просто в немыслимых количествах везли с собой на санях как раз в этот лагерь.
Оказывается, здесь у амазонок была своего рода верфь, где они в больших количествах готовили к весне огромное количество плоскодонок дощаников, на которых собирались весной спустить всю добытую за зиму руду и каменный уголь в низовья озёр, на железодельный завод Василия.
И занималась там этими делами какая-то невероятно толстая бабища, сама себя шире.
Белле при одном взгляде на неё стало страшно, настолько она была толстая. Но, это отнюдь ей не мешало умело командовать на той импровизированной верфи.