Плюс к этому ещё должны были гаситься постоянно набегающие проценты, которые по новому договору обязаны были погашаться из производимой лесопилкой продукции. И почему-то так у Потапа получалось, что сумма стоимости выпускаемой продукции как раз равнялась сумме набегающих процентов.
Явное жульничество, но никто в это вмешиваться не хотел и не собирался. На момент, когда пилораму выставили на продажу, все её рассматривали как своё будущее приобретение и данные условия более чем устраивали всех возможных пользователей, на тот момент учавствующих в аукционе. На протесты же хозяев привычно не обратили внимания, просто проигнорировав их. Горе побеждённым, гласит давняя мудрая пословица.
Потом, правда раздались голоса, тех кто проиграл конкурс, что так нельзя, что это явная несправедливость. Но! Как земляне сами же говорят: "Поезд ушёл". Теперь с этой явной несправедливостью ничего не поделаешь. Статус кво.
Добились лишь того, что сумма, выплаченная на аукционе городу за возможность участия в конкурсе, а также сумма, опять же заплаченная городу за право пользования пилорамой, отступное, не будет учитываться при окончательном расчёте нынешнего пользователя с прежним владельцем. И тому останется только внести требуемую сумму в шесьсот с лишним тысяч золотом. Безумные деньги. И явно что никто никогда их сразу не внесёт.
Но тем не менее Потап чрезвычайно этим озаботился, и теперь выжимал из лесопилки всё что только возможно, заставляя работать её двадцать четыре часа в сутки и организовав трёхсменную работу.
— Пусть будут довольны, что городские власти обязали нового пользователя придерживаться восьмичасового рабочего дня, а не десяти, как тот поначалу хотел. И запретили сменить существовавший там рабочий коллектив на новый, на своих.
— Но, похоже, и тут Потап нашёл выход. Если и дальше так дело пойдёт, то старый коллектив сам быстро разбежится. И Потап Буряк со своими людьми будет уже творить на пилораме всё, что ему заблагорассудится.
— И если через полгода такой эксплуатации там ещё что-то останется, что-нибудь ценное, то я буду не я".
Голова поморщился от пришедщих ему в голову странных мыслей. Мало того что лично его подобное положение не касалось, так от него тянуло ещё каким-то нехорошим душком. Слишком уж всё это было как-то холодно, цинично, как-то не по людски.
— "Пусть разбираются между собой сами", — выкинул он из головы странные, не к месту мысли.
В конце концов, чужие проблемы его не заботили, своих хватало.
Тем более что в любом предложении Потапа Буряка всегда надо было искать двойное дно. Никогда тот не делал ничего прямо и открыто. Всегда с какой-то подковыркой, с тайным умыслом. Ну что поделаешь, человек Буряк был такой, сложный и неоднозначный.
А поэтому в первую очередь надо было озаботиться поиском двойного дна данной его инициативы. А то что это именно Потапа Буряка была инициатива досрочного освобождения всех пленных амазонок, на настоящий момент скопившихся в городе и во всём пограничье, Голова ни чуть не сомневался.
Он был прекрасно осведомлён насколько у Буряка тесные связи с Правым берегом. И даже мог назвать кое-какие интересные фамилии оттуда, озвучив связи которых с Буряком, тот бы точно лишился если не головы, то уж во всяком случае практически всего своего нынешнего немалого влияния в Совете.
Только вот делать этого Голова категорически не собирался. Буряк, в борьбе за власть в городе был ему не соперник. Он не лез в эту сферу городской жизни, всецело отдав её на откуп Косому, и занимался исключительно своими, не связанными с интересами кланами Головы делами.
И всё равно, за такими людьми как Буряк, надо было постоянно присматривать. Мало ли чего тому в голову взбредёт.
Внешне внимательно вслушиваясь в разворачивающиеся в зале заседаний членов Совета дебаты, Голова тем временем, прокручивал в голове одну и ту же мысль: "Сколько уровней дна есть у инициативы Потапа".
Первый был на виду и просматривался легко. И это было хуже всего, слишком всё было очевидно. Радение интересам общества — весьма высоко чтимое простыми людьми качество общественного руководителя.
— "Потап пошёл разрабатывать выборную программу, — дошла до Головы очевидная и самая для него неприятная мысль. — За два года до выборов он начал нарабатывать себе авторитет. Защитника и радетеля.