Он вырвал листок из блокнота, лежавшего на столе, и начал писать. Джейн пыталась прочесть записку через его плечо.
– Все вы, писатели, одинаковы. Никто не в состоянии разобрать ваш почерк, – разочарованно пробормотала она.
Болтон сложил листок вдвое и протянул его Джейн.
– Пожалуйста, передай это Вирджинии, – попросил он.
– Что это? – хотела знать Джейн.
– Письмо, – ответил Болтон.
– Хорошо, я поняла. Это не мое дело. – Она сунула бумажку в карман, взяла поднос и направилась к двери. – Попытаюсь удержаться от искушения прочесть, прежде чем передам его Вирджинии.
– Спасибо, Джейн, – отозвался Болтон с надеждой в голосе.
– Не благодари меня, не надо! – Джейн повернулась и с подносом в руках направилась к лестнице.
Когда она вошла в спальню, Вирджиния стояла у окна и смотрела, как на пастбище резвятся ее арабские скакуны, а их гривы и хвосты развеваются подобно белым флагам.
– Хотела бы я прокатиться верхом, – мечтательно проговорила Вирджиния. – Я чувствую себя удивительно свободной, когда скачу на коне, когда ветер развевает мои волосы, солнце согревает меня, а вокруг нет ничего, кроме земли, неба и деревьев. – Она опустилась в кресло у окна и с тоской поглядела на Джейн. – Я больше не чувствую себя хозяйкой собственной жизни, – минуту спустя сказала она, – но когда я на лошади, ничто другое не имеет значения и все предстает в истинном свете. В этом есть хоть какой-то смысл, Джейн?
– В твоих словах всегда есть смысл, Вирджиния. Ты самая здравомыслящая женщина из всех, кого я знаю. Иногда мне кажется, что ты чересчур здравомыслящая.
– Что ты имеешь в виду? Что значит – чересчур здравомыслящая? – с любопытством глядя на подругу, спросила Вирджиния.
Джейн достала записку из кармана.
– Вот, прочитай сначала. – Она протянула Вирджинии развернутый листок. – От Болтона.
Вирджиния снова сложила записку, но не выпустила ее из рук.
– Какой смысл ее читать? Записка ничего не изменит, – прошептала она.
– Именно это я и имела в виду. – Джейн присела на корточки рядом с креслом и накрыла ладони Вирджинии своими. – Знаю, я говорила некоторые вещи, из которых следовало, что ваш с Болтоном союз – самое большое бедствие с тех пор, как ураган Камилла пронесся над побережьем. Однако у меня не было права высказывать подобное мнение, впрочем, как у любого другого человека. Забудь про всех и вся. Ты очень мужественная, Вирджиния. Боже мой, сколького ты добилась! Прояви мужество еще раз и возьми то, что хочется тебе.
– Это будет нечестно по отношению к Болтону, – сказала Вирджиния.
– Почему ты не позволишь ему самому судить об этом? – спросила Джейн.
Вирджиния медленно развернула записку. Почерк Болтона оказался именно таким, как она и ожидала – крупным и отчетливым с прямыми, решительными линиями.
«Вирджиния, – писал он, – ты моя жизнь, моя любовь, и ничто другое не имеет значения. НИЧТО! Каждое мгновение, когда мы не вместе, прожито зря. Вместе мы способны сотворить чудо, врозь – мы одинокие существа, наполненные горечью. Выходи за меня замуж, Вирджиния. Не губи наше завтра».
Она дважды прочла записку, прежде чем сложить ее и поместить в верхний выдвижной ящик прикроватной тумбочки.
– Итак… Что он пишет? – полюбопытствовала Джейн.
– Ничего такого, что смогло бы меня переубедить. – Вирджиния торопливо написала что-то в блокноте, затем вырвала листок и протянула его Джейн. – Отнесешь ему это?
– Черт побери, – воскликнула Джейн, – я вот-вот воображу себя Купидоном, ведь меня постоянно используют в качестве почтальона.
Вирджиния наградила ее испепеляющим взглядом, и Джейн подняла руки вверх.
– Ну хорошо, хорошо. Я все передам, только успокойся!
Болтон ждал Джейн внизу у лестницы.
– Что она сказала? – с нетерпением спросил он.
– Вот. – Джейн протянула ему записку. – Вот что она сказала.
Ответ Вирджинии был краток: «Болтон, для меня завтра может и не наступить. Я не хочу и не буду взваливать на тебя свои проблемы«.
Болтон притих, и Джейн решила, что он забыл про ее существование.
– Напишешь ответ? – спросила она.