Перебирая в уме парней деревенских, Параська сравнивала их с Павлушкой и убеждалась, что самый красивый на деревне все-таки Павлушка. Только Андрейка мог равняться с ним. Но Андрейка еще до солдатчины стал гулеванить с двоюродной сестрой Параськи — с Секлешей Пупковой. Не нужен Андрейка Параське. Ведь Павлушка милее и краше его, милее и краше всех парней на свете.
В ночной тьме изредка все еще вскипал злой шелест — мать продолжала ругаться.
Но не вслушивалась Параська в материну ругань.
О своем думала: о Павлуше, о Павлике…
С мыслями о Павлуше — счастливая засыпала.
Белокудринские бабы, при встречах на задворках и на речке, судачили:
— Павлушка-то с Параськой… будто чумные! — говорила соседкам бледнолицая и долгоносая, с широкими ноздрями Акуля — жена кузнеца Маркела.
— Не говори, девонька! — отвечала ей молодая и черноокая смуглянка Федосья, жена фронтовика Арбузова. — Должно быть, не зря говорится: любовь ни зги не видит!
Третья баба — Аксинья Теркина — качала головой и сокрушалась:
— Ни стыда ни совести у нонешних девок нет.
Блестя лукавыми глазами, Арбузиха притворно вздыхала:
— Девичий-то стыд до порога… а как переступишь, так и забудешь…
Переглядывались бабы, смеялись.
Акуля возмущалась:
— И ведь не хоронятся от людей, проклятущие!.. Раньше… вроде… не так было… Все-таки от посторонних-то прятались…
Сдерживая смех, Арбузиха говорила:
— Сколько ни хоронись, а любовной-то канители, как огня или кашля, от людей не спрячешь.
Аксинья Теркина спрашивала:
— Что же это Оленка-то, мать-то Параськи, глядит?
— А что она сделает? — возражала Арбузиха.
— Заперла бы ее, стерву…
— Замок да запор девку не удержат! — говорила Арбузиха.
Но Аксинья по-прежнему сокрушалась:
— Как бы чего не вышло с девкой-то!
Арбузиха с хохотом отвечала ей:
— Окромя брюха ничего не будет!
Бабы озорно переглядывались и хохотали:
— Ха-ха-ха!..
— Ха-ха-ха!..
Позабыли в деревне про Павлушку и Параську только, когда вернулась с войны последняя партия искалеченных мужиков.
Глава 11
Недели через две после того, как погнали белокудринцы в первый раз скотину на болотистую луговину, вся деревня была взбудоражена диковинными слухами.
В субботу, ранним утром, проезжали мимо Белокудрина звероловы и заимщики. Свернули к речке воды напиться и лошадей напоить. А на водопое встретились и заговорили с мельником Авдеем Максимычем.
Угрюмый и бородатый заимщик Василий Непомнящий сказал мельнику:
— Слышь, Авдей Максимыч, в волости разговор идет, что из города получен слух — будто царь с престола ушел.
— Как — ушел?! — изумился мельник.
— А вот так и ушел…
— Кто вам сказал?
— Все говорят… в волости-то.
— А может быть, прогнали царя с престола-то? — спросил мельник, понижая голос и осторожно оглядывая звероловов. — Может быть, народ поднялся против царя-антихриста?
— Ничего толком не разберешь, — неопределенно ответил Василий. — Разно говорят…
Взбираясь на телегу, Василий крикнул своим спутникам.
— Поехали, братаны!
— Постойте, постойте, — заторопился мельник, бросая повод своей лошади и быстро подходя к телеге Василия. — Расскажите толком: куда ушел с престола царь?..
Куда он ушел?
Заимщики и звероловы ответили:
— Толком ничего не знаем.
— В волости народ байт: сковырнули царя с престола.
— Нет больше царя.
— А кто сковырнул-то его? — допытывался мельник.
— Сказывают, простой народ сковырнул, — ответил Непомнящий.
— Сковырнули рабочие да солдаты, — добавил один из звероловов.
Мельник еще спросил:
— А насчет войны что слышно?
— Война продолжается, — ответил Василий.
— Кто же посылает народ на войну… ежели царя сковырнули?
— Нам это неизвестно, — ответили звероловы.
— Ну, а в волости-то все-таки что же говорят насчет войны, — продолжал допытываться мельник, — и насчет царя… Как дальше-то пойдет наша жизнь?
— В волости мужики промеж собой одно твердят, — сказал Василий Непомнящий. — Дескать, надо нам всем к городскому народу присоглашаться и к солдатам. И надо приговоры составлять… насчет отмены царя.
— Значит, толкуют все-таки насчет отмены царя-антихриста?