Оба замолчали.
Дед Степан все еще подпоясывался ремешком. Никак не мог подпоясаться — все как-то неладно выходило. Чувствовалось, что волнуется он. А Настасья Петровна напряженно думала. Потом встала со скамьи. Взяла в руки клюшку. И сказала мужу:
— Посиди ужо… Скажу, когда надо будет идти…
Дед Степан с досадой махнул рукой:
— Знаю: уж коли ты пристанешь к человеку, так пристанешь хуже судороги… Не отобьешься от тебя и не ототрешь.
Глава 13
Бабка Настасья вышла во двор, кликнула внучонка Павлушку и, когда он подошел, тихо, по-заговорщицки, сказала ему:
— Иди-ка, Павлуша, к дружку своему — к Андрейке Рябцову. От него сходи еще к двум-трем фронтовикам. Везде одно толкуй: надо, мол, всех солдат поднимать против войны и против царя. Главное, против царя. Понял?
— Конечно, понял, — ответил Павлушка. — Что я, маленький, что ли? Вперед тебя про царя-то узнал.
— Не в том дело: большой аль маленький ты, — строго сказала бабка Настасья. — Разговор надо так вести, чтобы не прямо, а больше намеком. Ведь точно-то еще ничего неизвестно. Может, сболтнули заимщики-то. Понял?
— Понятно, бабуня! — возбужденно ответил Павлушка и, сдвинув картуз на затылок, полетел через двор к воротам и дальше на улицу.
Вслед за ним вышла со двора и бабка Настасья. Опираясь на клюшку, пошла вдоль улицы, направляясь к избе Панфила Комарова.
Встретив Панфила близ ворот его дома, сказала:
— Бог помочь, Панфил… Зайдем-ка во двор. Поговорить с тобой надо.
— Здравствуй, Настасья Петровна, — ответил Панфил, приоткрывая ворота. — Проходи. Потолкуем, коли нужда есть…
Войдя во двор и пытливо оглядывая Панфила своими большими и не по годам поблескивающими глазами, бабка Настасья повела разговор издалека:
— Вот зачем пришла я к тебе, Панфил… Что это болтают на деревне про царицу нашу, будто немка она… Правда это, аль брехня?.. Давно слыхала я такие разговоры, да раньше-то ни к чему мне это было… и не очень-то верила этому. А сейчас вот что-то пришло на ум… Ну, и думаю: пойду-ка я к Панфилу, узнаю… Ты ведь человек фронтовой. Поди, точно все знаешь, а?
— Слыхал, Настасья Петровна, — ответил Панфил. — Знаю точно. Царица наша из немок.
— А воюем-то мы против кого? Против немца?
— Всякие народы против нас идут, — уклончиво ответил Панфил, накручивая свою бороду на палец и раздумывая. — Ну, только главная сила, конешно, немец.
— А как же царица-то помогает царю против немца воевать, если она сама немка? Что-то не пойму я…
— А вот так и помогает, — ответил Панфил и вдруг запнулся на слове, а затем со вздохом сказал: — Немецкую сторону держит наша царица…
— Ах, батюшка! — негромко воскликнула бабка Настасья и ударила себя по бедру рукой. — А что же царь-то смотрит?
— Царь-то? — переспросил Панфил и, приглушая свой густой голос, добавил: — Про нашего царя на фронте солдаты промеж собой так говорили: не шибко умный он… Только ты, Настасья Петровна… того… язык-то попридержи…
Но бабка Настасья наступала на Панфила, не давая ему подумать хорошенько над последствиями такого разговора.
— А зачем же дурака держали на престоле? — спросила она.
— Не мы держали, — смущенно глядя в землю, проговорил Панфил. — Сама, поди, знаешь: помещики, разные князья да генералы держали его… Ну и купечество… чиновники… — Он с отчаянием взглянул в лицо бабки и предупреждающе сказал: — Только ты, Настасья Петровна… все-таки… до поры до времени попридержись насчет царя-то… В доскональности-то ничего еще неизвестно.
Бабка Настасья махнула рукой.
— А мне что придерживаться?.. Мне, Панфил, бояться нечего. Я свой век прожила… Все равно скоро помру… А вот в деревне уж многие говорят, что царь-то будто бы пал…
Панфил сдвинул к переносью свои брови, посмотрел куда-то вдаль. Со вздохом молвил:
— Слыхал и я про то… Да ведь, наверняка-то, Настасья Петровна, только обухом скотину бьют… И то промашка бывает. Поняла?
Бабка засмеялась:
— А я думала, ты смелее других!.. Поди, на войне-то не один раз смерть видел, а?
— Видел, Настасья Петровна, — ответил Панфил, боясь еще раз взглянуть в большие черные глаза старухи. — Видел… А когда надобно будет, еще раз посмотрю смерти в глаза… Да…
— Ну, ну, смотри, — насмешливо перебила его бабка Настасья и проворно вышла со двора, направляясь к избе Сени Семиколенного.