— Неправиль-но-о!..
— Где сла-бо-да-а-а?!
— Не подчиняетесь миру?!
— Доло-о-ой!
Розовенькое лицо уполномоченного посерело.
Держась руками за балясину и покачиваясь, старичок пытался заговорить, но толпа бушевала.
Старшина махал картузом, старался перекричать мужиков:
— Граждане!.. Старики!..
Но никто его не слышал.
Толпа быстро разбивалась на отдельные группы.
Одни кричали:
— Постойте! Надо дослушать…
Другие отмахивались:
— Нечего слушать!
— Знаем, зачем они приехали!..
— За царскими налогами приехали!..
Бабка Настасья крутилась в толпе баб и подговаривала их уйти с этой сходки.
— Уходите, бабыньки! — говорила она. — Уходите!.. И мужиков уводите…
Бабы, размахивая руками, злобно выкрикивали:
— Лихоманка это, а не слабода!
— Уходите, мужики!
— Пошли!..
Мельник трепал по плечу деда Степана и тянул его от ветрянки, приговаривая:
— Не могут они, Степан Иваныч!.. Пойдем… Не могут!.. А ты не горюнься… Мир поставил… обчество… Пойдем, Степан Иваныч… Не горюнься… Пойдем!..
Дед Степан растерянно твердил:
— Что же это такое, братаны, а?.. Какая же это слабода?!
Мужики, бабы и парни грудились вокруг своих солдат и, кучками отходя от мельницы, возмущенно кричали:
— Не имеют права!
— Где слабода, мать честна? Где?
— Вон они зачем приехали… подати собирать!
— Опять война?! За что же мы кровь лили, Якуня-Ваня?
— Царя убрали, а господ вместо него поставили… Ловко придумали!
Больше всех надрывались Павлушка Ширяев и Андрейка Рябцов.
— Долой временных уполномоченных! — кричали они. — До-ло-о-ой!..
Городской старичок о чем-то горячо говорил старшине. А тот растерянно хлопал глазами и, пожимая плечами, разводил руки в стороны.
Рыжеусый солдат зачем-то сорвал с мельницы красный флаг. Размахивая им, он крикнул из последних сил вслед уходившим белокудринцам:
— Да здравствует свобо-да-а-а! Да здравствует Всероссийское учредительное собрание!
На его крик никто не обернулся.
Разбившись на группы, мужики, фронтовики и бабы свое кричали и, окруженные малыми ребятами, парнями и девками, все дальше и дальше уходили к деревне.
Глава 21
Дед Степан с мельником последними подходили к деревне.
Мельник все утешал и уговаривал деда:
— Не могут они, Степан Иваныч… Не могут!.. Не такое теперь время… Раз получили свободу… значит, не могут… Погоди ужо…
— Я так располагаю, Авдей Максимыч, — отвечал ему дед Степан, — остановились они у Валежникова — тут добра не жди…
— Правильно, Степан Иваныч… Как-никак… все-таки Валежников есть старая власть…
— Ай-я-яй, старички… — неожиданно раздалось за их спиной.
Дед Степан и Авдей Максимович замедлили шаг, обернулись. К ним подходили старичок-уполномоченный и рыжеусый солдат.
Солдат возбужденно говорил:
— Безобразие… Это же полный срыв!..
Городской уполномоченный заискивающе обратился к старикам:
— Можно сказать, на фронтовиков да на вас, старичков, у нас была вся надежда…
— Зря надеялись, — ответил ему дед Степан, хмурясь и посасывая трубку. — Не того мы ждали от вас, господин товарищ… не того…
Уполномоченный пошел рядом с дедом, а солдат — рядом с мельником.
Старшина и староста шли поодаль.
— А чего же вы ждали от нас? — спросил уполномоченный, поглаживая пальцами белую, шелковистую бородку на своем розовом лице, покрытом сеткой мелких морщинок. — Ведь мы привезли вам первую весточку о революции, о падении самодержавия!.. Мы думали, что встретим у вас радость, ликование!.. А что же мы встретили?
— Полный срыв митинга! — злобно сказал солдат, фыркая и накручивая свои щетинистые усы. — Вот что мы у вас встретили! — И он опять повторил: — Безобразие!
А дед Степан, разглядывая сбоку розовенькое лицо долговолосого старичка, хмурился и твердил:
— Неладно вы говорили, господин товарищ… Очень даже неладно! Нехорошо…
Старичок пожимал плечами.
— Не понимаю… Что же было в моих словах нехорошего? Я же рассказал вам решительно все: и про войну, и про падение самодержавия, и про завоевание свободы…
Он взглянул на суровое лицо деда Степана и, в свою очередь, нахмурился.
— Вы, дедушка, конечно, недовольны моими словами о том, что только Временное правительство может восстановить ваши гражданские права? Но что же другое мог я ответить? Ни я, ни ваше общество не имеем такого права. Вы поймите, дедушка! Не и-ме-ем!