Мельник лукаво спросил:
— А кто же имеет такое право?
— Я же сказал, — ответил старичок, — либо Временное правительство, либо Учредительное собрание. Нужно издать новый закон.
— А где же слабода? — громко и недоброжелательно произнес дед Степан, косясь на старичка. — На кой нам такая слабода?
— Мы, конечно, премного вам благодарны, — заговорил мельник, стараясь не обидеть горожан. — Ну, только, по-моему, не все правильно вы обсказали нам… И солдатик неправильно высказал про налоги и про недоимки…
— А вы что же думали! — рявкнул солдат. — Вы думали, что мы будем по головке гладить вас, раз вы налоги не платите?
— Нехорошо, служивый, — укоризненно покачал головой дед Степан. — Нехорошо!.. С народом нельзя так разговаривать… ежели слабода… Я вам в отцы гожусь…
— А я сам такой же человек, как и вы, деревенский, — недовольно проговорил раздосадованный солдат, дергая свои рыжие усы. — Я привык, дедушка, правду-матку резать в глаза…
— Погодите, — остановил солдата старичок-уполномоченный и, обращаясь к деду Степану, сказал: — Я, конечно, не могу отвечать за все слова товарища… Оба мы социалисты, но принадлежим к разным партиям… А в общем и целом… он говорил правильно. Государство не может обойтись без налогов… Но скажите, дедушка, что же я-то еще должен был сказать вам? Что?
— Не нравится нам ваша слабода, — решительно заявил дед Степан, посасывая давно потухшую трубку. — Не нравится!.. Наши мужики никогда не признают такую слабоду!.. Не нужна она нам.
Потеряв самообладание, уполномоченный вдруг заговорил громко и раздраженно, перебивая деда Степана и сверкая голубыми своими глазами:
— Да знаете ли вы, дед, какой ценой куплена эта свобода?! Тысячи людей погибли за дело революции на виселицах!.. Тысячи побывали на царской каторге, погибли в ссылке!.. Вот я сам, например… Я тоже был на каторге и в ссылке… И никогда не переставал я мечтать о том времени, когда мы, одиночки, зажжем сердца миллионов людей пламенем борьбы и мести против царя и против его слуг!.. Ибо я твердо знал, что рано ли, поздно ли, но мы вырвем из рук дворян-землевладельцев и землю и волю для народа… Я всегда верил, что придет и для России время свободы, равенства и братства… Да, да!.. Я верил и продолжаю верить, что мы построим царство божие не на небе, как сулили попы, а здесь — на земле!.. Не сразу, конечно… постепенно, но построим!.. И вдруг этакое недоразумение… И где?.. Здесь… у вас… в урмане… Эх! — и уполномоченный досадливо махнул рукой.
— Я и говорю, безобразие! — опять фыркнул в усы рыжий солдат. — Черт знает, что получилось…
Дед Степан, всю дорогу напряженно поглядывавший сбоку на старичка-уполномоченного и напряженно слушавший его речь, вдруг схватил его за локоть и, глядя в его розовенькое лицо, тихо, беззлобно сказал:
— Постойте… господин товарищ… Постойте… А позвольте вас спросить: как вас зовут… величают?
— В чем дело? — спросил старичок, останавливаясь и, в свою очередь, оглядывая деда Степана с головы до ног. — Меня зовут Борисом, а величают Михайловичем… Старшина объявил ведь вам, что моя фамилия Немешаев и что я — уполномоченный губернского Комитета общественной безопасности…
Охваченный нахлынувшими воспоминаниями о далеком прошлом, дед Степан выпустил локоть уполномоченного, и они двинулись дальше. Помолчав, он спросил уполномоченного:
— А вы… в молодости… не были на Васьюганье?.. В скиту Новый Салаир?
Старичок, хмурясь, ответил:
— Проездом был… Да, был… А вы откуда это знаете? Живали в скиту?
— Значит, вы трудник Борис?! — воскликнул дед Степан. — Неуж вы, Борис?.. Неуж я не ошибся?
— Да… конечно… можно назвать меня и трудником… — смущенно проговорил уполномоченный. — Да, можно — хотя… я неверующий… А через скиты и заимки я действительно проходил… возвращался из ссылки…
Уполномоченный был явно растерян.
А дед Степан удивленно качал головой.
— То-то, давеча, слушал я вашу речь… и все думал: где же я видел этого человека? Где слыхал его голос? Уж очень приметный у вас голос-то!.. А вот сейчас, как только вы заговорили про царя и про слабоду… я сразу признал ваш голос… И про Васьюганье вспомнил!.. И про ваши слова вспомнил!.. Помните — вы тогда выпивши были… Дело-то было как раз в рождество… Тогда вы тоже про слабоду говорили… Ну, только мы с женой считали, что в ту пору вы погинули.