— Ребенок у меня…
— Мальчонка ваш не объест обители, — ответил старец и подвинулся вплотную к Петровне. — Найдем и ему работу… по силам…
Опять загорелись маленькие серые глаза старца. Защекотал он широкой рыжей бородой пылающую щеку Петровны. Тихим голосом зашептал на ухо:
— Дьявол это смущает тебя, Настенька!.. Изгонять его надо! Постом… Молитвой… и…
Умолк ненадолго. Провел тонкими пальцами по рыжим волосам на своей голове, на две стороны расчесанным и в скобку подстриженным.
И снова зашептал:
— Подыми глаза… благословлю я тебя… Изгонять его надо… нечистого-то…
Подняла Петровна пунцовое лицо с затуманенными глазами.
Перекрестил ее старец, обнял трясущимися крепкими руками, прижал к себе и поцеловал в губы — раз, и два, и три.
И почти в тот же момент хлопнула дверь в сенцах и распахнулась вторая дверь — в келью.
Лишь только успел старец скользнуть по лавке прочь от Петровны, как через порог в келью шагнул Степан.
Старец крестился и шептал, бросая косые взгляды на вошедшего.
А Степан стоял, заложив руки за опояску, и говорил с усмешкой:
— Прозеваешь, Настя, квашню свою… Уйдет твое тесто… Айда на кухню!..
Петровна торопливо поднялась с лавки.
Старец, не поднимая глаз и опираясь руками на лавку, смотрел сурово на Степана и ворчал:
— Снять надо шапку-то, Степан… и лоб надо перекрестить… Не в кабак пришел!..
Степан насмешливо посмотрел на старца и так же насмешливо ответил ему:
— Некогда, Сидор Ефимыч… Дома помолимся… А кабаки-то всякие бывают… Другая обитель святая хуже всякого кабака!
Старец поднялся с лавки и выпрямился во весь рост, готовый начать суровую проповедь.
Но Степан взял за рукав перепуганную жену и решительно сказал:
— Пойдем, Настя! Нечего тебе тут делать…
Проворно вышел вместе с ней из кельи.
На кухне сидел деревенский скупщик, мужик русобородый и красноносый, в сером армяке сибирском, черной каймой отороченном, в высоких и набористых сапогах; сидел и посматривал в окно, расчесывая гребешком бороду и волосы на голове, густой скобкой висевшие над воротником армяка. Родом скупщик был из далекого Урмала, а на Алтай ездил со всяким городским товаром, который всю зиму продавал и менял на холсты, пушнину и мед.
Вошел Степан в кухню и, указывая рукой на скупщика, весело заговорил, обращаясь к жене:
— Послушай-ка, Настенька, что человек рассказывает!.. Вот где правильные-то люди живут… Вот куда надо было нам податься!..
Повернулся к скупщику:
— Расскажи ей, добрый человек… все расскажи!.. Измаялась она у меня… Может быть, тебя послушает, расскажи…
— Да тут долго и рассказывать нечего, — ласково заговорил скупщик, приподнимаясь с лавки и здороваясь с Петровной. — Про Васьюганье только начальство не знает… Ну, а нам все в доскональности известно.
Он снова сел на лавку и еще раз начал рассказывать то, о чем уже говорил Степану:
— Далеко отсюда Васьюганье… А от вашей родины, от Кабурлов, рукой подать. Бывал я и в ваших местах… От Кабурлов до Васьюганья надо ехать зимой… Ехать в ту сторону, которая между восходом и заходом солнца лежит… Весной и пробовать нечего. После Алтайских гор сперва степи идут… потом урман — лес дремучий… А потом болота, от воды непроходимые, и гнус несусветный… Только зимой и можно проехать: где по тропам, по камышам да полем снежным, а где тропами таежными… А живут там, на Васьюганье, испокон-век одни кержаки… Молятся по старинной правильной вере и никаких делов с миром не имеют… Отгородились они от миру-то лесами да болотами. И нету между ними никакого особенного старшинства… Начальства царского они не признают… И промеж собой не величаются. Все дела жизни решают миром — по слову божию… А скиты у них тоже есть… Вроде здешних… Только в скитах тех живут одни старцы да старицы… настоящие… которым господь бог уже серебром головы покрыл… И никакой гульбы в этих скитах нет… Ничего, кроме божьих слов, от них не услышишь… И вера их древняя сохранилась в полной чистоте… От старых людей слыхал я, что бежали эти люди на Васьюганье еще в древние времена, когда пошло на православных христиан гонение от патриарха Никона. Да так вот с тех пор и живут они, отгороженные от мира.
Скупщик пошмыгал красным и толстым носом, погладил рукой бороду и улыбнулся:
— Настоящие-то старцы… древле-христовы слуги… поживут вот здесь, в Алтайском краю… Насмотрятся на здешнюю гульбу да на блуд — и на Васьюганье уходят… Одни греховодники здесь остаются…