Городских товаров поступало в деревни все меньше и меньше, а цены на товары все росли, и, наконец, городские товары стали доступными лишь деревенским богатеям.
В начале войны брали в армию только запасных солдат младших возрастов и парней двадцати одного года от роду; потом стали брать запасных солдат старших возрастов и бородатых ратников ополчения, а к третьему году добрались и до безусой молодежи: стали брать восемнадцатилетних парней.
Не миновала военная страда и Белокудрина — отсюда то и дело уходили на войну мужики и парни.
Бабы белокудринские счет потеряли проводам своих родных и знакомых.
Провожали призывников всей деревней.
Провожали с воем, с причитаниями:
— Васинька-а-а!.. Соколик мо-ой! Как же я останусь-то без тебя-а-а!..
— Андрюшечка! Родимый!.. На кого покидаешь?.. О-о-о!..
— Ефимушка!.. Сыно-о-чек!..
Одни провожали своих родственников лишь за поскотину, до первого лесочка, другие везли призывников на пароконных подводах до волостного села Чумалова. А богатые мужики привязывали к телегам по паре запасных лошадей и провожали своих сыновей даже до города, в котором жили по два, по три месяца. Из города мужики возвращались уже без запасных лошадей.
Белокудринцы вначале удивлялись: по каким причинам богатеи прохлаждались в городе? Лишь через год дознались об этих причинах.
Встречаясь на гумнах, на речке и близ озера — при расстилке холстов — бабы деревенские судачили:
— Слыхала, кума, где Васька-то Оводов воюет?
— А где?
— Да в городе… На дороге, на чугунке работает.
— Кем же он там работает? Солдатом, аль как?
— Охота ему в военной шинельке ходить!.. Простым рабочим служит… отец пристроил.
— Да как же он это устроил-то?
— Известно как — за деньги!
— Неуж начальство подкупил?
— Говорят, старик Оводов в городе продал двух самолучших лошадей… и начальство задарил.
— Значит, кто силен да богат, тому легко и воевать?
— Да уж это так…
Через полгода по деревне новый слух прошел. Теперь говорили про сыновей Клешнина, Гусева, Ермилова — будто и они в городе живут и работают в каких-то казенных мастерских.
Бабы опять дивовались:
— Неуж и эти откупились?
— Откупились, сватьюшка! Истинный бог, откупились. Сама я слыхала от бабушки Ермилихи… Сказывала она, что Платон-то Ермилов за своего сына дал какому-то начальнику триста рублей… И Клешнин и Гусев деньгами откупили от войны своих сыновей…
— Значит, на войне-то за их сыновей наши мужики и парни отдуваются?
— А то как же… Наши и воюют…
Бабы качали головами, охали и говорили:
— Вот оно что значит, богачество-то… а?!
— Не зря люди говорят: богатому стоит только крякнуть да денежкой брякнуть — он всего добьется…
А те из белокудринских мужиков и парней, которые уходили на войну, словно под водой скрывались: долго не было о них ни слуху ни духу. Только на третий год зимой вернулись сразу семь человек.
Афоня-пастух пришел с войны, прихрамывая на правую ногу; кузнецу Маркелу осколком снаряда подбородок на сторону своротило; плотник Сеня Семиколенный с трясучкой в голове вернулся; смолокур и дегтярник Панфил Комаров, Никита Фокин да Андрейка Рябцов — все трое были газом отравлены — кровью харкали; Яков Арбузов на войне потерял оба указательных пальца на руках, а остальные пальцы плохо сгибались.
Взамен вернувшихся с войны старшина и урядник со стражниками, вновь побывав в Белокудрине, забрали новую партию молодых новобранцев, запасных солдат и ратников ополчения.
На этот раз забрали и Демьяна Ширяева.
Долго ревела бабка Настасья, провожая в волость бородатого Демушку. Сноха Марья неделю голосила и волосы на себе рвала.
А в середине зимы пришли с войны еще девять солдат, тоже покалеченные.
Вместе с ними, неожиданно, вернулся в деревню и Демьян Ширяев, газами отравленный, постоянно кашляющий и с постоянной слезой в глазу.
Возвращались мужики домой, будоражили деревню рассказами про ужасы войны, а про конец войны и заикаться не хотели.
А Демьяну Ширяеву и рассказывать было нечего. По его словам, пригнали его сначала из волости в небольшой городок. Там два месяца обучали строевой службе и обращению с оружием. Оттуда по железной дороге прямо в окопы доставили, в которых он в тот же день чуть насмерть не задохся. А немца так и не видел. Полуживого в госпиталь увезли. После домой отпустили.