— Сволочи, — сердито бросал он им и уходил прочь.
Только Андрейка Рябцов — дружок Павлушкин — по-серьезному относился к его любовному угару. При встрече с Павлушкой, после обидных насмешек деревенских парней, он сказал, пробуя утешить друга:
— Чего ты сердишься на ребят? Ведь они шутят…
— Э, ну их ко всем чертям! — досадливо махнул рукой Павлушка и отвернулся.
— А ты думаешь, надо мной они не зубоскалят?.. Смеются, браток… Еще как смеются-то! И мне достается и моей Секлеше.
— То Секлеша, а то Параська, — говорил Павлушка. — Все-таки у Секлешиного отца такой бедности нет, как у отца Параськи.
— Ну бедности-то и у отца Секлеши по горло… Да нам с тобой — что?.. Ведь все равно… рано ли, поздно ли, а поженимся мы с тобой на сестренках-то… а?
— Ты, может, и поженишься, а я не могу того сказать.
— Почему?
— Родители не позволят… Знаю я их… Особенно мать…
Андрейка, смеясь, хлопнул друга по плечу:
— А что ты привязался к Параське? Мало около тебя других девок вьется?.. Чем это она присушила тебя?
Павлушка долго не отвечал. Он хотел как можно полнее и ярче высказать своему дружку все хорошие черты и качества Параськи. Но долго не мог собрать свои мысли, чтобы сразу и коротко выразить их Андрейке. Наконец он вспомнил слова деда Степана, которые дед сказал однажды про какую-то городскую женщину, которую он встретил как-то в монастыре, на богомолье. И Павлушка, конфузливо посмеиваясь, ответил Андрейке:
— У Параськи грудь лебединая, походка косачиная, глаза сокольи и брови собольи… Ну… и… умная она… Хотя и дочь пастуха. — Он взглянул затуманенными глазами в лицо дружка и добавил: — Вот этим всем и присушила меня Параська… Понял, Андрюша?
Андрейка тоже задумался и молчал. С тем же задумчивым видом и ответил Павлушке:
— Понял… Все понятно, браток!.. Да… Не зря люди говорят: любовь, что пожар: уж коли разгорится вовсю, не зальешь и не потушишь…
— А как Секлеша? — спросил Павлушка.
— А что же Секлеша… — Андрейка вздохнул и усмехнулся. — Секлеша — что грозовая молния: один раз как-то по-особому блеснула и навек спалила человека…
— Значит, сгорел, Андрюша, навеки? — Павлушка заглянул в глаза друга, посмеиваясь.
— Сгорел я, Паша, — признался Андрейка, — так же, как ты…
Они оба еще раз взглянули друг другу в простые по-ребячьи открытые глаза и рассмеялись.
А любовное томление к Параське разгоралось в груди Павлушки все больше и больше. Пробовал он баловаться около других девок. Крутился и зубоскалил около Маринки Валежниковой. Но чувствовал, что в сердце его Параська занозой впилась, и никакая сила не может вырвать из его груди эту острую и в то же время сладкую занозу.
Вечером, провожая его на очередную гулянку, бабка Настасья грозила ему клюшкой и ворчала:
— Павлушка… варнак!.. Доозоруешь ужо… с девками-то…
Павлушка потряхивал кудрями и весело отвечал:
— А что, бабуня!.. На то они и девки.
— Ужо дотреплешься… до чего-нибудь…
— Ничего не будет, бабуня… до самой смерти!..
Хлопал дверью и быстро скрывался во тьме деревенской улицы.
На посиделках видел, что все чаще и чаще туманятся при встрече с ним большие черные глаза Параськи. Ярким малиновым румянцем вспыхивало чуть-чуть продолговатое лицо ее, когда приходилось в играх целоваться с Павлушкой.
Но оба не знали, как сказать друг другу о том, что переживали.
Глава 8
Однажды во время посиделок в избе Солонца парни и девки долго пели и плясали под Андрейкину гармонь. Плясали «Русскую», «По улице мостовой», «Кадриль».
В этот вечер Параська так лихо и так неутомимо и красиво плясала, что парни и девки с изумлением смотрели на нее: что за бес вселился сегодня в девку?
— И откуда у нее такая удаль берется? — говорили парни, глядя на вихревой Параськин пляс.
— Девка — огонь!
— А как изгибается-то, смотри, смотри!..
— Какие фокусы выделывает, а?
Девки восхищались:
— Ай, да Парася!
— Ай да молодчина!
— Огонь, а не девка-а-а!..
В самые удачные моменты Параськиной пляски молодежь дружно хлопала в ладошки, выкрикивая:
— Ух, ты!
— Жарь, Парася!
Задорно поблескивая черными глазами, Параська выбивала мелкую дробь своими маленькими чирками, легко подлетала то к одному, то к другому, то к третьему парню и, подбоченясь одной рукой, широкими и округлыми взмахами другой руки приглашала очередного парня следовать за ней.