Выбрать главу

Незнакомец неторопливо повернулся к девушке, причём сначала он развернул корпус, а потом уже голову, будто Гольда отвлекала его от чего-то чрезвычайно важного. "Линзы, — определила Гольда, увидев ярко-зелёные глаза мужчины. — Подобрал костюм под цвет линз или линзы под цвет костюма".

— Мне сложно дать оценку: я здесь впервые, — чистосердечно признался собеседник. — В зале слишком темно, чтобы рассматривать людей, поэтому я изучаю антураж.

От вкрадчивого тембра у Гольды побежали приятные мурашки по коже. Разум и реакции её тела вошли в жесточайший конфликт. Рассудок бунтовал и требовал приструнить чужака, напомнить ему, с кем он говорил, и заставить в страхе перед Вилфритом покинуть общество Гольды. Физически же мужчина влёк к себе: его запах, голос и ласковая улыбка буквально околдовали девушку.

— И какой же тут "антураж"? — передразнила "злая" Гольда мужчину. — Обычный помпезный зал, каких я повидала с сотню.

Вместо ответа он снова вперился в полумрак, и Гольде пришлось проследить за его взглядом. Собеседник наблюдал за сюжетом ненавязчиво-блёклых голограмм, трансляция которых велась по всему залу. Поглощённые разговорами гости проходили сквозь них, игнорируя целый фильм о приключениях небольшой красной рыбки в морских глубинах. Главная героиня то спасалась от хищной рыбины с огромными зубами, быстро-быстро переплывая из одной голограммы в другую, то закапывалась в песок в успешной попытке обмануть преследователя, то вливалась в косяк из других, похожих рыбок, и путешествовала вместе с ними по помещению. Детализация и анимация находились на таком уровне, что непосвящённый посчитал бы графику съёмками живой природы: казалось, протяни руку — и коснёшься скользкой мокрой чешуи рыбёшек. Гольда и сама невольно увлеклась жизнью нарисованной героини.

— Только подумать, какое количество художников, сценаристов, графических дизайнеров привлекли к созданию ролика, — вполголоса проговорил мужчина, провожая взглядом рыбку от одной голограммы к другой. — Не говоря уже об оборудовании для обработки и трансляции финального изображения. Огромные вычислительные мощности, сопоставимые с производством целого кинофильма. Сколько людей корпело над задачей, стараясь превзойти лучших в своём деле — и всё ради того, чтобы результат их трудов остался незамеченным. Иронично, не правда ли?

Гольда не нашлась с ответом и беспомощно смотрела в загадочно мерцавшие в отсвете барной стойки зелёные глаза незнакомца. На ум пришла лишь полная презрения фраза "им за это заплатили, пускай не жалуются", но девушка не хотела звучать как бахвалящиеся богатством родителей ровесницы.

— Но мы же с Вами заметили, — наконец возразила она, и тонкие губы собеседника тронула лёгкая усмешка, подтолкнувшая Гольду запальчиво добавить: — Я попрошу отца оставить щедрые чаевые.

— Вы великодушны, госпожа Фаус, — мужчина склонил голову.

"Ах, вот как! Так он знает, кто я!" — вспыхнула девушка. Обычно посторонние лебезили перед Гольдой или вели себя крайне зажато: за её спиной всегда стояла огромная и страшная тень Вилфрита Фаус, человека вспыльчивого, жестокого, властного и мстительного. Прогневать его означало как минимум заработать "чёрную метку". И пусть Вилфрит не очень-то жаловал собственную дочь, он по-прежнему считал её частью семьи и требовал соответственного с ней обращения ото всех окружающих.

— Вы, между прочим, так и не представились, — недовольно заявила Гольда, поправив две спутавшиеся нити бриллиантов в своих локонах. — Кто Вы и откуда? Каков род Вашей деятельности?

Больше всего она боялась, что зеленоглазый красавчик окажется чьим-то телохранителем. К счастью, отец, продолжавший деловой разговор, не искал дочь, полностью полагаясь на Рикара.

— Меня зовут Леоберт, и я родился здесь, в Гантерге. Занимаюсь консультациями в военной сфере, — весьма расплывчато ответил мужчина.

"Леоберт... Лео..." — мысленно повторила Гольда, пробуя слово на вкус. Она пока не определилась, насколько хорошо имя подходило внешности и характеру нового знакомого, но ей нравилось, как мягко и нежно оно перекатывалось во рту.

— Леоберт — и всё? — не сдавалась Гольда. — Разве свободные люди не обладают ещё и фамилией?