Держа в руках красную корзину, я незаметно направился к одному из проходов — тому, где хранились все краски, — пытаясь мысленно прорепетировать извинения. Потому что не умел извиняться. Ни перед кем. Я даже не сказал Софи, что сожалел о прошлой ночи. За то, что был таким придурком. Черт побери! Лучше бы прошлой ночи никогда не было.
На полпути к проходу мое внимание привлекла ярко-зеленая вывеска.
НОВИНКА! ТОЛЬКО ЧТО ПОСТУПИЛИ!
Оттенок зеленого напомнил мне о картине с мотыльком Луной, которую видел на телефоне Софи. И впервые я заметил, насколько он похож на ее цвет глаз.
Под вывеской стояли аккуратные баночки с краской. Я взял одну. И что вы думаете? Она называлась Зеленая Луна. Одним движением я запихнул их все в корзину, не оставляя ни одной. К черту вывеску. Поставив корзину на пол, я достал из чехла для телефона свой «Монблан» и снял колпачок. Я перевернул вывеску и черканул на картоне новую надпись:
НЕ ПОВЕЗЛО!
НЕТ В НАЛИЧИИ!
Я — ничтожество. Но подхватив корзину, я поспешил к кассе. Теперь у меня был повод пообщаться с Хренобликом, хотя все еще не был уверен, что ему сказать, и это если еще смогу обуздать свои физические импульсы. Теперь вы уже должны знать, что управление гневом никогда не было одной из моих сильных сторон. С другой стороны, по крайней мере, у меня было предложение мира для Софи.
Медленно движущаяся, длинная очередь действовала мне на нервы, делала меня еще более раздраженным, чем я был. Когда я, наконец, добрался до кассы, мне хотелось кого-нибудь придушить. И этот кто-то — Хреноблик. Его глаза расширились, когда он увидел меня.
— Что ты здесь делаешь?
Одну за другой я выставлял банки с краской на прилавок. Банально тянул время. Наконец, я встретил его взгляд, и слова вырвались наружу.
— Я пришел извиниться. Я сожалею о прошлой ночи. — Неподдельная искренность и смирение в моем голосе пугали даже меня. Я не был похож на самого себя. Я говорил как какой-то дурачок. Дурачок... Винни... черт, это рифма19.
Темные глаза Винни не отрывались от меня.
— Тебе должно быть жаль, что такие люди, как ты, существуют.
Его слова действительно жалили, попадая в цель.
— Да, ты прав. — Я смотрел на его синяк под глазом и вспомнил о своем. — У тебя мощный удар. Я заслужил это, но спасибо, что сохранил мне зрение. Достаточно плохо и с одним глазом.
Лицо Винни смягчилось, и он улыбнулся в знак извинения.
— Эй, я рад, что не причинил слишком много вреда. — Он сделал паузу. — Она тебе очень нравится.
— Что ты имеешь в виду?
— Софи. Ты неравнодушен к ней.
Я почувствовал, как напряглись мои мышцы. Это ревность давала о себе знать.
— А ты разве нет?
— Да, но она никогда не была увлечена мной так, как тобой.
Ревность быстро сменилась любопытством. Я попросил его объяснить.
— Я видел, как Софи смотрела на тебя, когда ты обнял ее. И как танцевала с тобой. Прижималась к тебе. Ваши тела слились, словно ей не хотелось тебя отпускать. Никогда.
Его слова вызвали воспоминания о танце с ней, которые молнией пронеслись в моей голове. Я чувствовал то же самое, но не собирался говорить ему об этом. Он продолжил.
— Я также много фотографирую природу.
Я напрягся, ожидая, что он скажет мне, что был с Софи в Консерватории бабочек, и что именно он сделал те впечатляющие фотографии бабочек, которые были в ее телефоне. Лучше бы этот ублюдок этого не делал. Это наше особое место. К моему облегчению, он этого не сделал, а вместо этого сказал:
— Трава не может конкурировать с деревьями.
Я переваривал его странный выбор слов. Учитывая, насколько он физически был слабее по сравнению со мной, возможно, это какая-то аналогия. Он не собирался бороться за Софи.
Его взгляд упал на банки с краской на прилавке.
— Хочешь, чтобы я пробил?
— Было бы неплохо.
Он взял одну из банок и прочитал этикетку.
— Зеленая Луна... Это для Софи?
Я кивнул.
— Луна — ее любимая бабочка.
— Это мотылек, — поправил он.
— Точно. — Я скривил губы. — Это предложение мира. Она очень зла на меня.
Он усмехнулся.
— Не волнуйся, я хорошо знаю Софи.
Насколько хорошо? Ревность снова выпустила яд в мои вены. Он трахал ее? Вопрос горел на моих губах, но я прикусил язык, когда щеки моего заклятого врага залились краской смущения.
— У Софи в сердце нет обиды. Она это переживет. — Он пробил последнюю банку. — Кроме того, как я уже сказал, она запала на тебя.
Его слова пронеслись у меня в голове, пока он упаковывал банки с краской. У моей Бабочки, конечно, был странный способ показывать свои чувства. Может быть, он просто играл со мной, чтобы я не ударил его снова. И вдруг вспомнил другую причину, по которой я пришел сюда. Прежде чем Хреноблик протянул мне пакет и чек, я залез в нагрудный карман пиджака и достал маленькую коробочку без опознавательных знаков.
— Это для тебя.
Он удивленно посмотрел на меня.
— А?
— Возьми. — Я протянул ему коробку. — Открой.
С озадаченным выражением лица жилистый менеджер магазина снял крышку. Его глаза выпучились.
— Ни хрена себе!
Это конечно не мой штраф за превышение скорости, хотя я бы солгал, если бы не сказал, что думал о том, чтобы отдать его ему. Это всего лишь подарочный сертификат на пять тысяч долларов в B&H Photo, лучший и самый большой магазин фотоаппаратов в городе... возможно, даже в мире.
— Софи подговорила тебя на это? — заикаясь, промямлил он, все еще не в силах моргнуть глазами.
— Нет. Она понятия не имеет.
Он потерял дар речи.
— Это меньшее, что я мог сделать за то, что разбил твою камеру.
Его челюсть упала на пол; бедный парень пребывал в шоке.
— Мужик, я не могу этого принять.
— Оставь себе. Я хочу, чтобы он был у тебя. Кроме того, он не подлежит возврату, а мне он не нужен.
— Ого! — на выдохе произнес Винсент. — Спасибо, братан. Я думал, что ты придурок, но это не так.
Я усмехнулся.
— А я думал, что ты — мудак, но это не так.
Винсент тоже рассмеялся.
— Я все еще не могу в это поверить.
— Купи себе самое лучшее оборудование. Все, что тебе нужно.
— Обязательно.
— Я зашел в Instagram и посмотрел твои фотографии. У тебя настоящий талант, Гарсия.