- Как же, не хочет он.
- Но дело ведь не только в ревности, пап.
- В тебе? – Стеклов выразительно посмотрел на неё.
Марина голову опустила. В ней? Может быть и в ней. Раз все об этом твердят. Димка винит её в том, что она не забыла бывшего мужа, папа говорит, что она слишком много думает о других и быстро обиды забывает, а Игорь намекает на то, что Гранович её бросил и этого следовало ждать. Мол, нечего с чужими мужиками связываться. Это так смешно прозвучало из его уст: чужие мужики. А с кем ей связываться, со своими? С какими, интересно?
- С ним. С ним! – Тома даже кулаком в воздухе потрясла, угрожая, видимо, именно Игорю. – Ты что, не понимаешь, на что он тебе намекает? Дашка-то отставку получила.
Марина глаза на подругу вытаращила, а потом с опаской выглянула из кухни, проверяя, нет ли поблизости детей. Потом к Томе вернулась.
- С чего ты взяла?
- Интересное кино. Игорёша снова ко мне за стенку вернулся. Один.
Марина к стене привалилась, задумавшись.
- Это ещё ничего не значит.
- Всё это значит. – Тамара чая себе подлила. – Стервец такой. Ведь натуральный стервец, Марин. Здоровается, как ни в чём не бывало! И своего добился, с Димкой тебя развёл.
- Да? Значит, Игорь виноват? – Марина невесело усмехнулась. – А то ведь все винят меня. Я виновата, что в дом его впустила, виновата в том, что Димку не удержала.
- А я тебе сколько раз говорила, что нужно вам с Грановичем всё выяснить. А ты всё тянула чего-то. Вот тебе и результат.
- А если он не хочет? Если он не хочет выяснять?
- А какой мужик хочет? На то мы, женщины, наверное, и созданы, чтобы мозги им на место ставить. А то ведь так и будут бегать, охотники фиговы.
Марина всё-таки улыбнулась, а потом к столу вернулась. Посмотрела на тарелку с печеньем, Димка его так любит, и она его испекла специально, но сама так и не попробовала. Только смотрела, а на душе кошки скребли.
- Я сама не знаю, как так получилось, Том, - призналась Марина. – Я не хотела ничего плохого. Я… я так его люблю, и об Игоре я совсем не думаю. Если бы думала, то точно бы Игоря в своём доме не оставила. А Дима решил всё наоборот. Он не понимает, что нам всем нужно учиться существовать рядом, общаться, а если я от Игоря прятаться буду… Не могу я от него откреститься, у нас дети. А Димка ревнует. Представляешь, просто в лице меняется, как видит Игоря.
- Тебя это удивляет?
- Не особо. Я сама ему много об Игоре рассказывала. И о том, как жили, и о том, как он ушёл. Но это не злость, это именно ревность. И папа говорит, что собственнический инстинкт, но мне как-то не верится. Не такой Димка человек.
- А ты не думаешь, что они без тебя очень многое между собой обсудили? – Тамара выразительно брови вздёрнула и сунула в рот ложку с вареньем. – Ты же мне рассказывала, что они разговаривали. И может, у Димки твоего повод появился так ревновать?
- Думаешь, Игорь?..
- Да больше, чем уверена, Марин. Он просто сияет с тех пор, как Гранович уехал. И если бы не твой отец, ты бы его не выгнала отсюда.
- Я просто с ума схожу.
- Марин. Но ведь он позвал тебя в Москву, - понизив голос, сказала Тамара. – Чего ты сомневаешься.
- Позвал? – Марина лишь горько усмехнулась. – Он позвал, когда других доводов у него не осталось. И я даже нет ему не сказала, Тома, а он обиделся, уехал, да ещё эту с собой прихватил!..
Тома насторожилась.
- Кого, эту?
- Любовницу свою бывшую! – невольно повысила Марина голос, но опомнилась и рот себе ладонью зажала. – Наталью эту. Умницу, красавицу…
Тома по руке её шлёпнула.
- Да прекрати ты. Он точно с ней уехал?
Марина слёзы вытерла и носом шмыгнула, успокаиваясь.
- Она мне похвасталась, случая не упустила!
- Ой, что делается… - Тамара головой покачала. – Марин, ну ты не расстраивайся так. Пошли они, мужики эти. Что им надо, кто поймёт?
Не расстраивайся… А Марина не могла не расстраиваться. Она покой, после отъезда Грановича, потеряла. По дому ходила, потерянная, и всё думала, что сделала не так. И прав ли Димка в своих обидах и обвинениях. Может, она чего-то не понимает в этой жизни, и из-за этого всё наперекосяк? Первые дни ещё пыталась ему дозвониться, бессчетное количество раз его номер набирала, а когда поняла, что отвечать Гранович ей не собирается, в настоящее отчаяние впала. Правда, сделала над собой усилие, заставила себя успокоиться, испугавшись настоящей истерики. Отец и дети только этого от неё ещё не видели, а Димка… Димка если уехал… с этой, то убиваться по нему она не будет. Уж как-нибудь переживёт. И детям объяснит, что ждать дядю Диму больше не стоит. Вот только пока духу для таких разговоров и выводов не хватает. По дому ходила, а взгляд сам собой натыкался на вещи, которые сразу напоминали о Диме. На дверь кабинета, который дети считали его территорией, на Димкины вещи, оставшиеся в шкафу, на экономические и спортивные журналы на столе в гостиной. За такой короткий срок он стал неотъемлемой частью её семьи, а она ему сказать об этом не успела. Даже в любви не призналась ни разу, всё боялась, тянула, была уверена, что они всё успеют. Хотела, чтобы Димка оттаял и про семейные отношения перестал говорить с цинизмом и насмешкой. Марина была уверена, что почувствует эту важную перемену в нём, и тогда признается и поговорит, и не отпустит никуда. Но получилось так, что не успела. Тоже сама виновата? Наверное. Оказывается, что она очень плохо знает мужчин, раз они настолько часто способны её удивить.
Однажды всё-таки не выдержала, подсмотрела в бумагах отца телефонные номера московского офиса и позвонила. Какая-то девушка долго выспрашивала у неё, кто она такая и что ей нужно от Дмитрия Алексеевича, а потом с притворным сожалением сообщила, что на месте Грановича нет, предложила позвонить попозже или сообщение оставить. Марина сразу трубку положила, и несколько минут сидела над телефоном, разглядывала его, а в висках кровь колотилась, разволновалась неожиданно. И понятно, если бы Димка трубку взял, а то с секретаршей его поговорила, а уже сама не своя. И тогда уже, после звонка, задумалась о том, что сказать ему собиралась. Это был спонтанный порыв, просто очень захотелось услышать его голос, тоска заела, а что сказать ему, не знала. И страшно оттого, что в его голосе не услышит привычных тёплых ноток. Наверное, она до конца его так и не узнала за эти месяцы. Иначе не удивилась бы такой бурной реакции, его срыву и отъезду, и знала бы чего ждать, смогла бы сгладить обострившуюся ситуацию. А она в полной растерянности пребывала долго, и это была огромная ошибка с её стороны. Она больше думала о том, что может сделать Игорь, его поступки предугадать пыталась, надеясь избежать проблем, а на Димку, наверное, слишком много всего переложила, все свои неприятности и тревоги, и настолько привыкла, что он её поддерживает и советы даёт, не предъявляя никаких претензий, и не ожидала, что в этот раз его ревность, которую он в себе копил уже некоторое время, через край перельётся. И ругала себя прежде всего за то, что просмотрела, не почувствовала, не поняла и, в итоге, он уехал от неё.
Без него было страшно. Вдруг вернулось чувство одиночества, и пусть рядом был отец, дети, но без тёмных серьёзных глаз, которые следили, казалось, за каждым её шагом, чтобы не дай бог она где не споткнулась и не упала, стало пусто. И хотелось кричать и плакать, и за слабость свою стыдно не было. Страх одолел, с отчаянием перемешался, и Марина копила его внутри, как Гранович до этого свою ревность, и боялась теперь только одного – того момента, когда всё это наружу вырвется. Что она тогда сделает? Возненавидит его или поедет в Москву, чтобы в глаза ему посмотреть и сказать всё, что думает? Возможно, давно поехала бы, но останавливали опасения по поводу Натальи. Она так сильно из-за этого переживала, что даже отцу проговорилась, а тот не на шутку удивился.
- Наталья? Это какая, блондинка, что ли?