«Волос исчез: значит, доски касались. Я попросил разрешение работать в перерыв под предлогом, что должен закончить шкатулку. Мне разрешили. Я вынесу доску и положу ее между инструментами Нарри. Передай ему. Сразу же, в 3 часа, они должны будут взять часть. Может быть, удастся обнаружить парня, который за нами следит».
Нарри и Кенье согласны. Они первыми придут к мастерской, у входа в которую будет инсценирована драка. Мы просим об этом одолжении двух друзей Карбонери — Массани и Сантини. Они не спрашивают, для чего нам это понадобилось, и это нас устраивает. Нарри и Кенье должны будут выбрать момент, когда все будут заняты дракой, и быстро вынести секцию. Если нам удастся перенести секцию, мне придется в течение месяца или двух ничего не предпринимать, так как кому-то наверняка известно об изготовлении плота, и он постарается обнаружить, кто сделал плот и где его спрятали.
Вот уже 2.30. Люди готовятся к выходу на работу. Полчаса занимает перекличка.
Нарри и Кенье идут в первом ряду, Массани и Сантини — в двенадцатом, Бебер Селье — в десятом. Нарри схватит деревянные шесты и доску перед тем, как первые из рабочих войдут в мастерскую. Когда вспыхнет драка, Бебер еще не успеет подойти к двери, раздадутся крики, и все, в том числе и Бебер, окружат дерущихся.
4 часа. Все идет по плану. Доску вытащить из часовни пока не удалось, но она надежно спрятана.
Я иду навестить Жюльет, но не застаю ее дома. На обратном пути прохожу мимо здания управления и вижу Массани и Сантини, которых ведут в карцер. Мы заранее знали, что это случится. Я прохожу мимо них и спрашиваю:
— Сколько?
— Восемь дней, — отвечает Сантини. Тюремщик-корсиканец говорит:
— Неплохо видеть борьбу двух земляков.
Я возвращаюсь в лагерь, а в 6 часов приходит Бурсе, который весь сияет:
— У меня такое ощущение, будто сначала мне сказали, что я болен раком, но потом сообщили, что произошла ошибка, и я совершенно здоров, — говорит он.
Карбонери и мои друзья празднуют победу и поздравляют меня с удачно проведенной операцией. Завершилась наиболее опасная и трудная часть плана.
Вот уже четыре месяца мы готовим побег, и прошло девять дней после того, как мы, наконец, получили последнюю часть плота. Дождь уже не льет каждый день и каждую ночь. Все мои мысли теперь направлены на то, чтобы перенести секцию из сада Матье на кладбище и собрать плот из отдельных частей. Это можно сделать только при дневном свете. Останется сам побег. Бежать мы сможем не сразу, а лишь после того, как принесем кокосовые скорлупы и снаряжение.
Вчера я рассказал обо всем Жану Кастелли. Он счастлив, что я на пути к достижению цели.
— Луна, — сказал он мне, — находится в своей первой четверти.
— Знаю. Ночью она не будет светить и мешать нам. Отлив в 10 часов, а лучшее время для спуска плота на воду — между часом и двумя пополуночи.
Мы с Карбонери решили поторопить события. Завтра в 9 часов утра соберем плот. Побег состоится ночью.
Назавтра я иду на кладбище мимо сада и перебираюсь через забор. В то время, как я снимаю слой земли с плетенки, Матье отодвигает камень, берет доску и присоединяется ко мне. Мы вместе поднимаем плетенку и относим ее в сторону. Плот на месте и в отличном состоянии. К нему прилепилось немного грязи, но это чепуха. Мы должны вытащить плот и присоединить к нему недостающую часть. Прикрепляем пять крюков — каждый занимает предназначенное для него место. В момент, когда мы завершили работу и собирались возвратить плот на место, появился надзиратель с ружьем в руках:
— Не двигаться с места или буду стрелять!
Мы опускаем плот и поднимаем руки. Я знаю тюремщика. Это главный надзиратель столярной мастерской.
— Не делайте глупостей и не сопротивляйтесь. Вы пойманы. Если признаете это, спасете свои шкуры, хотя мне и хочется всадить в вас по пуле. Пошли, руки вверх! К управлению!
Мы выходим через кладбищенские ворота и встречаем сторожа-араба. Тюремщик говорит ему: