— Мы выиграли! — закричала Джессика, обнимая его за шею и целуя в щеку. — Мы выиграли дело, Джон!
— Что еще за дело?
— Латрисия Браун и я приперли Барри Грина к стенке! Черт возьми, я такая умница!
Он посмотрел на нее в зеркало.
— Я надеюсь, что это не отразится на нас никакой скандальной известностью.
Джессика вздохнула.
— Латрисия не целовала меня, если ты это имеешь в виду. Но дай мне рассказать, как я все-таки его победила!
— Ты можешь рассказать мне об этом в машине по дороге к Рэй и Бонни.
— Рэй и Бонни?
— Они пригласили нас на обед. — Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Ты что пила, Джессика?
— Немного шампанского. У Фреда всегда есть бутылка для таких случаев, когда мы выигрываем.
— Сколько тебе надо времени, чтобы собраться? — спросил он, глядя на часы. — Мы должны быть там через десять минут.
Джессика совсем растерялась.
— Я думала, мы отпразднуем нашу победу…
— Пожалуйста, не говори нашу. Я ни в коем случае не хочу, чтобы мое имя было как-то связано с твоими скандалами.
— Но это не скандалы…
— В любом случае, — он сел, чтобы надеть ботинки, — мы можем отпраздновать с Рэй и Бонни.
— Но я не люблю Рэй и Бонни!
— Бонни любит послушать о твоих киношных друзьях. Бог знает почему! Одевайся, Джессика!
Она недовольно посмотрела на него.
— Ну, давай, — сказал он, касаясь ее руки. — Одевайся. И надень черные брюки. Они прекрасно подчеркивают твои бедра.
— Но я хотела отпраздновать это только с тобой, вдвоем.
В голосе Джона послышалось раздражение:
— Мы можем великолепно отпраздновать это с Рэй и Бонни. Он мой друг и партнер, Джессика. И вообще, перестань, пожалуйста, думать только о том, что ты хочешь делать.
— Я не хочу ссориться с тобой, Джон, — тихо сказала она.
— Мы не ссоримся, Джессика. Просто делай то, что я тебе сказал, одевайся. Они будут волноваться, почему мы задерживаемся.
Она молча смотрела на ковер под ногами.
— Эй, — сказал Джон, подходя к ней и кладя руки на плечи. — Ты отпразднуешь свою победу, не волнуйся. И там расскажешь нам все о том, как ты сумела обвести Барри Грина вокруг своего маленького пальчика. Я готов поспорить, он не смог устоять против хорошенького личика! Ну, иди одевайся, ладно?
— Ладно, — мягко сказала она, и неожиданно все стало совсем неправильно, и Джессика не знала, как сделать, чтобы все снова было хорошо.
Париж, 1974 год
— Привет, Беверли! Это Кристина. Кристина Синглтон, твоя сестра.
Беверли не могла поверить. Кристина? Моя сестра? Это правда?
— Наконец-то ты нашла меня, Беверли.
— О, слава Богу! — Беверли побежала, чтобы обнять ее, но там никого не было.
— Кристина! — закричала она. — Где ты? Пожалуйста, не покидай меня снова…
Беверли открыла глаза.
Над ней был расписной потолок, забавно отделанный гирляндами из ленточек и цветочков с херувимами в каждом углу. Какое-то мгновение она не могла понять, где находится. Она лежала, прислушиваясь к своему колотящемуся сердцу.
Потом вспомнила: она в гостинице. В Париже.
Беверли глубоко вздохнула. Опять тот же сон. Это все из-за звонка Джонаса Буканана вчера вечером. После двух лет безрезультатных поисков следов разведенных Синглтонов, наконец он нашел какую-то зацепку.
— Я наткнулся на старую газетную статью, — сказал он вчера, звоня из Америки, — о довольно странном случае похищения ребенка, произошедшем в 1947 году. Фамилия семьи, о которой идет речь, Синглтон. Они как раз находились в середине бракоразводного процесса, когда отец убежал с девятилетней девочкой. Их так и не нашли. Но я решил попробовать расследовать это.
Джонас рассказал Беверли, как он собирал по крупицам сведения и узнал название города, откуда был родом отец. Интуитивно, думая, что отец мог поехать туда с ребенком, Джонас отправился на поиски.
— Никаких Синглтонов там зарегистрировано не было, но я провел целый день, изучая списки учащихся школ. И обнаружил, что Кристина Синглтон была отдана в приют при небольшом монастыре. Я пытался узнать о ней что-нибудь еще, но пока матушка-настоятельница не дает мне доступа к документам. Но я не бросаю попыток.