Его атлетическая фигура была одета в широкий черный бархатный камзол с отделанными золотом манжетами, плотно облегающий черный жилет, узкие черные бархатные бриджи, белые чулки и туфли с большими серебряными пряжками. На рукавах из-под камзола видны оборки манжет белой шелковой рубашки; на шее — белое кружевное жабо. А его волосы — красивые черные волосы, которые Линда так любила, — были сейчас спрятаны под серебристо-белый парик, заплетенный сзади в косичку с большим черным бархатным бантом.
Он закрыл дверь и остался стоять там, глядя на Линду. Она продолжала стоять к нему спиной; их глаза встретились в зеркале.
Наконец, как бы очнувшись от очарования, в котором они оказались, он первым сделал шаг вперед и картинно поклонился. Она наблюдала, как он по-театральному выставил вперед одну ногу, сделал круговое движение правой рукой, элегантно наклонился и сказал:
— Мадам, ваш слуга.
Она улыбнулась, повернулась к нему и протянула руку.
Когда он подошел и, опустившись на одно колено, поцеловал ее, на мгновение их глаза опять встретились, обрамленные черными масками.
— Я скучал без вас сегодня при дворе, — сказал он, начиная сказку.
Она поднялась и прошла мимо него к столу, причем из-за своей широченной юбки ей пришлось это сделать боком. Наливая слегка трясущимися руками сладкое красное вино в серебряные кубки, она сказала:
— Я сомневаюсь в этом, монсеньер. Наверняка вы наслаждались вниманием абсолютно всех присутствующих дам, включая саму королеву.
Когда она повернулась, чтобы передать ему кубок, она поймала мимолетное выражение его лица — мрачное, расстроенное выражение, как ей показалось. Но затем оно исчезло, и он снова улыбался, и она подумала, что ей просто показалось.
Но она видела уже это выражение его лица практически каждый раз, как они встречались. Может быть, она смущала его? Ну конечно, своим поведением она ставила его в тупик. Линда была, пожалуй, единственным членом «Бабочки», которая разрешала ему идти только до определенных пределов, не дальше.
— Даже благословенная Мария Антуанетта — просто тусклая звезда, по сравнению с вашим сиянием, мадам.
Он взял кубок, на мгновение их пальцы соприкоснулись. Она отчаянно старалась расслабиться и полностью отдаться этой сказке, раствориться в ней. Каждый раз, заходя в дверь «Бабочки», Линда пыталась оставить позади себя реальный мир, мир медицины, и Барри Грина, и свой страх. Она пыталась позволить себе быть кем-нибудь еще, чтобы этот кто-нибудь, а не Линда Маркус, мог бы выпустить на свободу ее сексуальные чувства.
Но это было практически невозможно. Не так-то просто оставить позади восемь часов, проведенных в операционной, а затем еще обход ожоговых палат, заседание комитета по этике, недопечатанную статью для журнала Американской медицинской ассоциации. У Линды было слишком много забот, она отвечала за слишком много вещей, контролировала слишком многое, чтобы вот так просто отбросить все это и притвориться, что она свободна, беззаботна и ничем не обременена.
Она смотрела, как он ходил по комнате, разговаривая с ней величественно. Лицо его наполовину было скрыто маской. Черный бархатный костюм смотрелся на нем так, как будто он рожден был, чтобы носить именно такие костюмы. В голосе его слышался какой-то особый оттенок, глубокий и красивый.
Господи, позволь мне насладиться этой сказкой. Позволь мне забыть, кто я есть. Позволь мне, наконец, испытать то, что испытывают другие женщины в руках своих любимых!
— Мадам?
Она подняла глаза. Он стоял рядом, наклонясь над ней, его черные глаза пристально смотрели на нее. Позволь мне забыть хотя бы ненадолго о всех комитетах, больных, медицинских картах. Позволь мне раскрепоститься. Позволь мне расслабиться и получать удовольствие, как я этого хочу…
— Я… — начала она.
Неожиданно он взял ее за плечи, поднял на ноги, притянул к себе и поцеловал.
— Я хочу вас, — прошептал он хрипло. — Сейчас. Казалось, комната поплыла. Он никогда раньше этого не делал — не предпринимал ничего, пока она не давала ему знак, что готова. Она даже почувствовала головокружение.
— Да, — пробормотала она, — сейчас.
Торопясь, он сбросил с себя камзол и жилет. Шелковая рубашка с широкими рукавами и кружевным жабо была заправлена в узкие черные бриджи. Белый напудренный парик с бантом и черная маска, закрывающая половину лица, придавали ему вид человека, приготовившегося к дуэли. Линда представила его себе дерущимся на шпагах с ловкостью и силой Казановы.
Он целовал ее, расстегивая запутанную шнуровку платья, держал ее своими губами, пока руки его работали быстро, нетерпеливо. Быстрее, будто торопила она. Быстрее, быстрее…