— Ну, хорошо, — лицо его пылало злобой, — хочешь ехать домой? Поедем! — Он схватил ее за руку и потащил к машине.
— Мне больно!
Он шел рядом, его пальцы впивались в ее руку. Она постоянно спотыкалась обо что-то. Когда они подошли к своей БМВ, он подтолкнул ее к машине, а сам полез в карман за ключами.
— Я не сяду, — сказала она.
— Ты же хотела ехать домой, мы едем. Садись!
— Нет, я сама доберусь до дома.
— Ты даже в магазин не можешь найти дорогу. Садись!
Он распахнул дверцу.
Джессика с трудом сдерживала слезы, готовые вылиться из глаз.
— Я могу добраться сама, — голос ее был твердым. — Я многое могу делать сама, Джон.
Он был полон презрения.
— Назови хоть одну вещь, кроме как опозориться на суде.
У нее застучало в висках. Во рту было так сухо, что трудно было говорить.
— Например, — тихо сказала она, — я могу изменить тебе.
Он хмыкнул.
— И когда же ты собираешься это сделать?
— Я уже это сделала.
Его рот исказился презрительной усмешкой.
— Я должен понимать это как угрозу?
— Между прочим, я переспала с ним дважды.
Джон заморгал. На лице появилось выражение некоторой растерянности.
— С кем?
— Я не знаю его имени. Я вообще его не знаю. Я изменила тебе с человеком, которого не знаю.
— Я тебе не верю.
— Да, и я заплатила ему за это.
Он размахнулся и с силой ударил ее по лицу. Джессика не удержалась на ногах и упала в грязь. Ни она, ни Джон, казалось, не поняли, что произошло. Джессика схватилась за щеку. Глядя на него, сказала:
— Надеюсь, тебе полегчало.
— Ты сама виновата… — начал было он. Его трясло, руки сами собой сжимались в кулаки. Джессика встала, облокотилась на дверцу машины.
— Я признаю твое физическое превосходство, Джон. Ты весишь на восемьдесят фунтов больше меня. Если это добавляет тебе мужского достоинства, бей.
Он отвернулся, в глазах застыли боль и гнев. Она ждала, что он скажет что-нибудь, но он молчал. Щеку дергало, ладони саднило. Она смотрела на неподвижную спину Джона. Он не оборачивался, неотрывно глядел на тянувшуюся до самых гор вереницу машин. На город спускалось безмолвие жаркого лета. На стоянке было тихо — все отправились на ярмарку. Слышно было только жужжание мух и пчел в наполненном зноем воздухе. Издалека доносились звуки веселья, они поднимались к залитому солнцем небу и пропадали там.
Джессика все ждала. Наконец, глубоко вздохнув и расправив плечи, Джон захлопнул дверцу машины, бросил ключи в карман брюк и сказал:
— Делай что хочешь. Мне наплевать, — и пошел прочь в направлении ярмарки.
Пора было начинать отсчет дней. До первичных выборов в Калифорнии осталось четыре дня, съезд Республиканской партии должен состояться через неделю после них. Пробил час, когда Беверли Хайленд надо было доводить свой план до конца. Настал момент, к которому она готовилась тридцать пять лет.
Уничтожение Дэнни Маккея.
Последнее время она совсем не спала и сейчас бродила туда-сюда, утопая в ковре, лежащем на полу ее роскошной библиотеки, и поглядывала на часы, ожидая, когда зазвенит дверной колокольчик. Она начала предварительную подготовку еще две недели назад, после возвращения из Сан-Франциско. Беверли дала Мэгги и Кармен нужные инструкции и отправила Джонаса Буканана в Техас. Все эти дни они сообщали ей о своих действиях, и сегодня, в это солнечное последнее майское утро, они должны все собраться в этом тихом доме на заключительную тайную встречу.
Беверли была в сильном напряжении. Ее тело было словно наэлектризовано страстью, предвкушением и страхом. План должен сработать. Месть, которую она задумала против Дэнни Маккея тридцать пять лет назад, должна удаться.
Она переступала по пушистому персидскому ковру, и видения проносились у нее перед глазами: измученная мать, которую довели до убийства и которая нашла пристанище в доме преподобной Мери Дрейк; смутный образ неродившегося ребенка, от которого Дэнни заставил ее избавиться; призрак Кристины Синглтон, ее сестры-двойняшки, чьи следы загадочным образом теряются в Саудовской Аравии и кого Джонас Буканан так и не смог найти. Наконец, тень Джо, приятеля Мэгги, и души несчастных людей, загубленных Дэнни. Ради всех них и ради спокойствия всех и каждого Беверли была готова нанести свой последний удар.
Зазвонил колокольчик, и прислуга впустила в библиотеку Кармен. Находясь в разных углах огромной комнаты, Беверли и Кармен какое-то мгновение смотрели друг на друга не отрываясь. Они стояли, эти две женщины, среди книг в кожаных переплетах — солнечный свет сочился через окна с алмазной гранью, озаряя красные, зеленые и черные переплетения ковра. Кармен сделала глубокий вдох: