Навстречу им по переулку плыла в ночи белоснежная рубашка, с длинными рукавами, на высоте человеческого торса. Ужас, который испытал закалённый десантник, мог быть сродни только появлению говорящей кобуры. Тут же повыше эфемерной рубашки в чернильном воздухе прорезались человеческие белоснежные зубы, крупно и безупречно подобранные, кладезь жемчуга нездешнего. Артур последовал естественной реакции и ввинтился всей массой тела в летящий вперёд кулак.
Артур нокаутировал негра, который обучался в рязанском вузе по программе одной из африканских стран.
Африканец органично вписался в роковую темноту цветом кожи и волос, в чёрных брюках и чёрных туфлях; единственным диссонансом, а также праздничной деталью наряда, являлась мужская сорочка. Должны были быть и белки глаз, но – История пишется не фотографами и о мелочах умалчивает.
Аэродинамические способности рубашки Артур ещё бы стерпел, искал бы научное объяснение, но вот улыбки не учёл и сорвался.
Девушка его порицала:
– За что ты его так?!
– А чо он? – удручённо проронил курсант, – …с зубами.
Грузовики вновь катились по навеки заданному маршруту, в размытой скоростью зелени придорожных кустов мелькал язычок кумача, как отголосок пролетарского пламени, горевшего в сердцах, и мы в очередной раз скандировали:
– Девушка в красном, дай нам несчастным!
А там – клок девственной синевы, снабжённый таким ослепительным оттенком, каким бывает только небо в момент парашютного прыжка, и за кузовом неслось по улице:
– Девушка в синем, дай нам бессильным!
Когда же случался в туалете девичьем полный ранжир (белый верх – чёрный низ), то и парни в разбор отвечали:
– Девушка в чёрном, дай нам никчёмным!!!
Лихо – не тихо, в цепочке прохожих засветилось единожды канареечное платьице, а мы запнулись и замолчали, все и каждый в отдельности. Нашёлся один Веня, он высунулся из кузова бритой головой на ветер, как оттопыренный большой палец из крепко сжатого кулака, и прокричал:
– Девушка в жёлтом, дай нам безжённым!
И почти сразу, по другую руку:
– Девушка в розовом, дай нам небросовым!
Веня всё время жевал – откуда он брал еду – было недоступно пониманию. У Вени была запасная, особая ложка, в казарме он постоянно ею выстукивал свой ритм, когда я прислушался, оказалось, из оперы «Кармен», марш тореадора.
Двое из нашего взвода намедни сбежали на гражданку, проползли под колючкой по мелиорационной трубе. Каждый выбирает сам своё будущее: синий берет и аксельбанты или мышастый штатский пиджак.
Веня погиб первым из нашего курсантского взвода, его колонну заблокировали душманы и сожгли в Мазари-Шариф, когда командование послало их беспечно в змеиное логово, без разведки, в 79 году. В те же дни оборвалась судьба Гонта, на ночном марше через Памир, наверху не учли, что ВДВ не имеют горноегерской подготовки – многих ожидала пропасть.
Первые потери без единого выстрела, при мирном вводе войск.
Резник быстро стал боевым офицером и провёл немало успешных операций, обходясь без потерь личного состава. Пока с новым призывом ему не придали необученных дехкан -таджиков. Резник пытался их натаскать как можно дольше, но не успел. При первой же встрече с противником они растерялись. Резник закрыл собой солдата и был смертельно ранен.
Остальные полегли в течение десяти лет афганских событий, защищая наши южные границы от присутствия штатовцев, как нас учили.
«Если бы не мы, на следующий день там были бы американцы!»
Ныне пиндосы там обосновались прочно, ничего это и не изменило.
В живых остался один Артур, он определился в ДШБ – десантно-штурмовой батальон, которых и в ВДВ считали смертниками. Ходили упорные слухи, что ДШБ никогда не оставляли живых свидетелей, чтобы сохранять секретность своих рейдов.
Артур о своей службе за все послевоенные годы не проронил ни слова.
На одном из выходов «в поле» они вышли на границу с соседней провинцией, граница в горах существовала только на бумаге, и, как оказалось, много чего на бумагу и не попало.
В небольшой ветреной впадине среди скалистых вершин Артуру открылось невероятное для здешних мест скопление кожаных куполов. Юрты!..
Он замер в открытой стойке, ноги шире плеч, раздувая ноздри. В воздухе исчезло присутствие тревоги, которое никогда не оставляло его в этой стране враждебных камней и таких же, как камни, людей.